Энн Рул - Убийца рядом со мной. Мой друг – серийный маньяк Тед Банди

– Никто не слышал о Теде Банди, – сказал он. – Это очередная региональная история. Его имя никому не известно.

Теперь, к сожалению, все наоборот.

Как бы то ни было – покоя тебе, Тед.

И мира, и любви, и покоя всем погубленным тобой невинным душам.

Энн Рул,

27 апреля 1989 года

2000 год

Прошла четверть века с тех пор, как Тед Банди обратился ко мне с просьбой о помощи и сказал, что его подозревают в исчезновении более десятка молодых женщин. И воспоминание о том его звонке все еще вызывает у меня шок. И хотя я все еще представляю Теда молодым двадцатилетним человеком, в 2000 году ему исполнилось бы пятьдесят четыре года. Однако он окончил свои дни на электрическом стуле в тюрьме Рейфорд во Флориде более десяти лет назад. В моей памяти и в памяти большинства он остается моложавым красавцем. Его физическая привлекательность помогла сделать из него почти мифологический персонаж, антигероя, который продолжает интриговать читателей, хотя многие из них даже еще не родились в те годы, когда он совершал свои чудовищные преступления. Тед Банди давно уже стал фигурой, символизирующей обобщенный образ серийного убийцы. Джон Хинкли, стрелявший в президента Рональда Рейгана, гордился тем, что Тед отвечал на его письма. Дэвид Берковиц, известный также как «Сын Сэма», также переписывался с ним.

Подобно мрачным делам других убийц, ставших частью поп-культуры, омерзительные детали его жуткой одержимости стерлись временем, и люди помнят только «умненького проходимца Теда». И это очень вредно, потому что молодые женщины должны понимать, что Тед Банди не был единственным исключением в своем роде. Такие, как он, продолжают существовать, и они крайне опасны.

Время от времени мне казалось, что одержимость Тедом постепенно пойдет на убыль и что когда-нибудь я перестану о нем думать. Однако я уже давно смирилась с тем, что мне придется отвечать на вопросы о нем до конца моих дней. Не так давно я лежала в операционной, и анестезиолог готовил меня к наркозу.

Одна из медсестер наклонилась ко мне и тихим заботливым голосом сказала:

– Энн?

– Да? – Я подумала, что она собирается спросить меня о моем самочувствии.

– Расскажите мне, – продолжала она, – каким на самом деле был Тед Банди?

Я отключилась до того, как успела сформулировать ответ, но это уже не имело значения. Я не уверена, что я или кто-то другой, знавший или изучавший Теда, реально понимал, кто он на самом деле такой. Сомневаюсь, что даже он сам это понимал. С другой стороны, я твердо знаю, что мое собственное представление о нем развивалось в прямо противоположном направлении представлению о нем в общественном сознании, в котором Тед выступает как некий фольклорный персонаж. Когда я перечитываю свою собственную характеристику Теда, сделанную в 1970-е годы, я понимаю, какой долгий путь я прошла, прежде чем достигла настоящей объективности. За почти три десятилетия, прошедшие с тех пор, как я впервые увидела Теда, мне пришлось принимать все более мрачные истины по его поводу. Человеческая психика – и моя в том числе – находит особые пути преодоления кошмара.

Мои воспоминания о Теде Банди остаются по-прежнему яркими, но достаточно двойственными. Я помню двух Тедов. Один из них – молодой человек, сидевший рядом со мной две ночи в неделю в Центре психологической поддержки Сиэтла. Другой – извращенец, насильник, убийца и некрофил. Как бы я ни старалась, я не могу объединить эти два образа. Глядя на них через воображаемый микроскоп, я не могу наложить убийцу на перспективного студента. И я не одинока в этом. Большинство людей, знавших его, не могут справиться с той же дихотомией.

И мне ничего не остается, как иметь дело с двумя разными Тедами. Сидя на семинарах для сотрудников полиции и рассматривая слайды с фотографиями жертв Теда, тех, что были найдены до того, как процесс разложения оставил от них только кости, я вижу свидетельства того, что он возвращался на место преступления, чтобы ярко накрасить мертвые губы, подвести глаза, наложить румяна на бледные щеки. Я понимаю, что все это делал второй Тед. Я понимаю, что он не только совершал жестокие убийства, но и занимался некрофилией. Я способна осмыслить это интеллектуально, но я не позволяю подобной информации затрагивать эмоциональную сторону моей личности. Но даже когда я пишу об этом, все внутри у меня сжимается и дрожь пробегает по телу.