Марика Девич - Не Господь Бог [litres]

Ностальгию Лены по пациентам прервал визит Валентины:

– По-человечески? Это вы называете по-человечески?! – зло выдохнула она.

Терять ей было уже нечего. Лена пригласила присесть, но Валентина не воспользовалась. Невозможно гневаться сидя. Двенадцать лет Валя делала всю работу, а теперь ей предложили по собственному? У неё двое детей! Внук-инвалид!

Лена дала женщине прокричаться, протянула платок.

– За что? – теперь Валя осела всем своим тяжёлым телом. – За что?

Лена проводила женщину, пообещав ей поговорить с руководителем. Валентина застыла в кресле в последней надежде.

Но Дима был занят своими посетителями.

– Обождите, – с удовольствием тормознула Вика штатного психолога.

Лена села ждать. И знала, что сейчас женщина в её кабинете следит за секундной стрелкой, ожидая её возвращения. А стрелки двигались оооочень медленно. В приёмной стояла пальма. Жирная, раскидистая. Интересно, где сейчас пальма Людмилы Исааковны, небось сдохла. Где те котята и щенята, попрятавшиеся в рукава. В приёмной руководителя Росгаза этому бардаку места не было. Машке бы тут понравилось. Лене не нравилось, вот в чем вся беда.

В кабинете перед Димой расположились трое: Сучков с Людой и одинокий Егоров.

Разом всех осчастливил.

Дима даже сам вышел их проводить:

– Вика, покажи товарищам, где отдел кадров. Там уже в курсе.

Дима заметил Лену на диванчике. Прошло больше часа.

– Ты чего ждешь? Лена, ну разве можно? – пожурил он. – Вика, в другой раз сразу зови!

– Поняла вас, Дмитрий Алексеевич, – легко отозвалась Вика, одновременно обдавая презренным взором сияющую троицу.

– Давно ждала? А мы детство вспомнили, то да сё, отличные ребята! – Дима покрутился в кресле, довольный собой. – Так что там у тебя? – остановился он в кресле наконец.

– У меня в кабинете женщина, бухгалтер, в слезах. Дима, я всё понимаю, но она ничем не заслужила такое отношение.

– Ты что, глава профсоюза трудящихся? – весело спросил Дима.

– Дима, нельзя так с человеком.

– Лен, ну перестань. Я сам разберусь. Лен. Ты здесь быть за меня, а не против.

Лена собиралась открыть рот, но Дима развернул к ней экран:

– Слушай, тут пришло подтверждение! Можешь поздравить Машу, она теперь наш сотрудник на стажировке. Вуаля, Вашингтон. А? Если б ты знала, чего мне это стоило! Я рад! Чертовски рад! Звони дочке! Что стоишь?

Лена рот открыла и закрыла. Это был ещё один выбор.

Валентина рванула к Лене навстречу, когда та вернулась. По её виду взгляду поняла, что у психологички ничего не вышло.

– Спасибо, что помогли, – бросила она.

– Простите, – сказала Лена ей вслед.

Но Валентина уже вышла. Дочка была родная, а Валентина чужая.

Лена посмотрела на окна – надо же, раньше она не замечала, что они закрыты наполовину решёткой безопасности. Современной такой решёткой. Наполовину. Ещё можно всё изменить. Изменить что? Осчастливить дочь или сделать её несчастной?

Лена не помнила, когда в последний раз выходила с работы не с чистой совестью, а с тяжёлым сердцем. Даже вид ликующей Машки не спасал от этого камня.

Мичурин всё ещё был в гостях, не спешил, уж больно хотелось поздравить Лену, да что там, просто увидеть. Сегодня у него был выходной в больнице. После звонка матери дочка отправила его за шампанским.

– За мамочку! За Америку! – провозгласила Машка.

– Ура! – сказала Лена, выдавив из себя улыбку.

Дочь в последний раз называла её мамочка лет десять назад. А теперь – ежедневно.

Дима задержался на работе, он не спешил. Он думал, глядя на Елагин остров и не видя его, как же сильно Лена любит свою дочь. Как она изменилась в лице и смолчала. Это была его первая маленькая победа, один шажок. Надо действовать потихоньку. Интересно, Лена подозревает, что вся эта затея с Катей только ради неё одной? Чтобы она перестала его бояться, чтобы стать «нормальным», как все. Чтобы она забыла тот поцелуй, он-то сам его не забудет. Но он её испугал, слишком резко, слишком быстро, он понял. Именно после этого Лена его чуть не бросила, прощалась с ним навсегда. Нет, он не может допустить этого. Ему даже не нужны поцелуи. Она просто нужна ему рядом, всегда.

Дима вздрогнул от звонка Вики, та сообщила о Баркове:

– Пустить?

Отчёт для самого Баркова стал шоком. Он даже валокордина выпил на всякий случай перед выходом. Барков мялся, кряхтел, вытер со лба пот.

Дима его поторопил:

– Ну. Узнали?

– Дмитрий Алексеевич, я даже начать затрудняюсь, – наконец произнёс Барков.