Ю Несбё - «Ревность» и другие истории

Я стал рассказывать, но быстро замолчал.

— Успокойся и начни сначала, — сказал Пиюс. — Важны все детали. Копаться в памяти — это как нитку распутывать: одна ассоциация тянет за собой другую.

Я все сделал, как он велел.

Как я уже говорил, мы с Лизой пропустили пару стаканчиков, и она сказала, что в выходные уедет. Я вспылил и предъявил ей сообщение. Я и не думал о нем заговаривать, хотел посмотреть, как дела пойдут, но башка у меня вскипела, и я крикнул, что знаю про их с Людвигсеном интрижку. Она все отрицала, но врать она почти не умеет — на нее даже смотреть было жалко. Я поднажал, и она раскололась: заплакала и призналась, что весной, когда она с коллегами ездила в Хельсинки, кое-что по пьяни случилось. По ее словам, поэтому-то она решила совсем не пить, чтобы ничего подобного уже не повторилось. И я ее спросил: разве это не штука вроде хештега «Me Too»? Вина целиком и полностью — а не лишь отчасти — лежит на Людвигсене, он же все-таки начальник. И Лиза ответила, ну да, может быть, он виноват больше — во всяком случае, по словам коллеги, наливал он ей щедро. Тут я уже разозлился; ну то есть если шеф предлагает стаканчик, ты уж не откажешься, считается, что выпить — это чуть ли не составляющая работы.

— А после?

— Он меня к себе домой пригласил.

— Куда?

— Хьельсосвайен, шестьсот двенадцать.

— Ты там была!

— Нет!

— Тогда откуда адрес знаешь?

— Он же сам сказал!

— Но запомнить номер шестьсот двенадцать… это ужасно подозрительно.

Она засмеялась — тогда я и назвал ее шлюхой, схватил ключи от машины и ушел, пока не сделал чего похуже.

— Хуже, чем сесть за руль в состоянии алкогольного опьянения? — спросил Пиюс.

— Да, хуже, — сказал я.

— Продолжай.

— Я катался — ну и да, подумывал вернуться и убить ее.

— Но не стал?

— Я… — Я поднес ко рту руку, прижав к щекам большой и указательный палец. Голос у меня дрожал, говорил я невнятно. — А этого, Пиюс, я не знаю.

Не знаю, называл ли я его раньше по имени. Ясное дело, в мыслях у меня оно было, но произносить вслух? Нет, блин, не думаю.

— Но ты чувствуешь, что мог бы?

Вдруг накатила адская боль в животе — я автоматически согнулся.

Я сидел скрючившись, пока он не коснулся рукой моей поясницы.

— Ну же, Ивар, все будет хорошо.

— Да? — всхлипнул я. Совсем, блин, с катушек слетел.

— Когда ты сегодня пришел, я по тебе заметил, что что-то случилось, но не думаю, что ты жену убил.

— Да что ты, блин, об этом знаешь? — вопил я, пряча голову между ног.

— Ты ушел, чтобы в запале ничего с ней не сделать, — сказал он. — И это после того, как получил подтверждение тому, что уже какое-то время подозревал. Ты ушел, чтобы у лобной доли появилась возможность сделать то, с чем, как тебе было известно, миндалевидное тело должным образом не справится. Зрелый поступок, Ивар, — значит ты постепенно учишься справляться с гневом. Может, позвонишь домой и узнаешь, как у жены дела?

Подняв голову, я посмотрел на него:

— С чего бы тебе париться?

— С того, что ты парился.

— Чего?

— Я был совсем неопытным, работал подручным на твоей машине. Ты мне помогал, объяснял по-английски, что надо делать. Хотя я понимал: ты ненавидишь говорить по-английски.

— Английский я не ненавижу — просто я его не знаю.

Пиюс улыбнулся:

— Но ведь так и было, Ивар. Ты готов был показаться глуповатым, чтобы я не так глупо выглядел.

— Да уймись, мне просто был нужен подручный, который свое дело знает, — иначе рабочие дни стали бы длиннее, а на меня легло бы больше работы, ясно?

— Понимаю. Наверно, даже лучше, чем тебе кажется. Ты замечаешь, когда люди хотят тебе помочь. Разве ты сейчас этого не видишь? Или, по-твоему, я хочу помочь только потому, что не в моих интересах, чтобы мой подручный ласты склеил?

Я замотал головой. Да, я знал, что Пиюс мне помогает. Что он всегда помогает: сегодня, в случае с сумасшедшей старухой на балконе, он не в первый раз меня выручил. Ну просто это же дико бесит: приходит иностранец и не только отбирает у тебя работу, но и становится твоим начальником. Это вроде как неправильно. Ну не может парень прийти и забрать то, на что не имеет права. То, на что имею право я. Иначе будет война. Кому-то придется умереть. Ну ладно-ладно, я так рассуждать не должен, такие рассуждения меня до беды доводят, знаю, знаю. Но блин.

— У меня тестерона чересчур много.

— Тестостерона, — поправил Пиюс.

Ладно, он при любом случае свою бесячую ухмылку демонстрировал.