— Я зашел в ресторан к Хелене, — произнес Франц, — но наткнулся на ее отца, а тот сказал, что больше я ее не увижу. Вы как-то с этим связаны?
— Да. Я посоветовал Хелене и ее родным держаться от тебя подальше, пока это все не закончится.
— Я сказал ее отцу, что намерения у меня честные и что я хочу жениться на Хелене.
— Нам это известно. После разговора с вами он позвонил нам.
— Он вам рассказал, что передал мне письмо от Хелены?
— Упомянул, да.
— Хотите послушать, что она пишет? — И, не дожидаясь ответа, Франц принялся читать: — «Дорогой Франц. Возможно, во всем мире для нас предназначен лишь один человек и встретим мы его лишь раз в жизни. Мы с тобой, Франц, друг для друга не предназначены, но я молю Бога, чтобы ты не был убийцей Джулиана. Сейчас, когда я знаю, что мне нужен именно он, я умоляю тебя на коленях: если это в твоей власти, спаси Джулиана. Хелена». Балли, вы, похоже, убедили ее, что все это — моих рук дело. Что это я его убил. Вы хоть в курсе, что мне жизнь ломаете? Я люблю Хелену так, как никого и никогда не любил, больше, чем самого себя. Я просто-напросто не мыслю себе жизни без нее.
Я прислушался. В трубке гудел ветер, но я услышал и шум волн. Впрочем, он может находиться где угодно.
— Франц, лучше всего вам будет явиться в наш полицейский участок в Потии. Если вы невиновны, то только выиграете.
— А что, если я виновен?
— Тогда, явившись с повинной, вы тоже останетесь в выигрыше. Бежать вам все равно некуда, вы на острове.
В трубке повисло молчание, и я вслушался в шипение волн. Звук был другой, не такой, какой слышно у меня из гостиничного номера. Вот только в чем же разница?
— Джулиан тоже не сказать, что невиновен, — проговорил Франц.
Мы с Гиоргосом переглянулись. Значит, я не ослышался. «Невиновен», а не «был невиновен». Но на такие оговорки полагаться не стоит, я неоднократно слышал, как убийцы говорят о своих жертвах так, словно те еще живы. Может, убийцы и впрямь считают их живыми. Точнее говоря, я знаю, что умерший нередко становится спутником своего убийцы.
— Джулиан соврал. Он сказал, что тем вечером звонил со своего телефона Хелене, признался ей во всем и что они поняли, что любят друг друга. Он хотел, чтобы я отступился от нее без борьбы. Джулиан — это мне точно известно — лгун и предатель. Чтобы получить желаемое, он тебе нож в спину воткнет, но на этот раз я вышел из себя. Вы даже не представляете, как я разозлился…
Я не ответил.
— Джулиан отнял у меня самое дорогое, — продолжал Франц, — а ведь у меня, господин Балли, и было-то не очень много. Девушки вечно доставались Джулиану. Не спрашивайте почему, мы с ним совершенно одинаковые, и все же есть в нем что-то, чего я лишен. Это появилось у него не сразу, просто где-то пути наши разошлись, и он пошел по светлой дороге, а я — по темной. А потом он и Хелену решил забрать…
Волны рядом с ним разбивались о берег не с таким напором, как возле моего отеля. Звук был долгим, вот в чем разница. Волны словно перекатывались по берегу. Франц Шмид находился на пляже.
— Поэтому я приговорил его, — сказал он. — Но я из Калифорнии, поэтому приговорил не к смерти, а к пожизненному заключению. Ведь это справедливое наказание за сломанную жизнь? Вы же тоже выбрали бы такое наказание, да, Балли? Или нет? Или вы не против смертной казни?
Я не ответил, чувствуя, что Гиоргос наблюдает за мной.
— Пускай Джулиан теперь гниет в своей любовной тюрьме, — добавил Франц, — а ключ я выкинул. Хотя пожизненное — это еще как посмотреть. Такая жизнь, как у него, долго не продлится.
— Где он?
— Вы говорите, мне отсюда не выбраться…
— Франц, где он?
— …но вы не правы. Мой рейс в девять девятнадцать — им-то я и улечу, Никос Балли.
— Франц, скажите, где… Франц? Франц!
— Отключился? — спросил, вставая, Гиоргос.
Я покачал головой. Прислушался. В трубке шумели волны и ветер.
— Аэропорт все еще закрыт? — уточнил я.
— Естественно.
— Вы не слышали ни про какой рейс в девять девятнадцать?
Гиоргос Костопулос покачал головой.
— Франц где-то на пляже, один, — сказал я.
— На Калимносе полно пляжей. А ночью, да еще и в шторм, все они пустые.
— Это просторный пологий пляж. Судя по звуку, волны о берег не разбиваются, а катятся по нему.
— Кристина виндсерфингом занимается — позвоню ей, спрошу.
* * *
Машину, которую взял напрокат Франц Шмид, обнаружили на следующее утро.
Она стояла на парковке возле песчаного пляжа между Потией и Массури. Полустертые отпечатки ног вели от передней дверцы к морю. Мы с Гиоргосом, щурясь от ветра, смотрели, как водолазы бредут наперекор катящимся по песку волнам. С южной стороны, там, где пляж заканчивался, волны омывали невысокие гладкие утесы, которые чуть поодаль перерастали в вертикальную стену, желто-коричневый известняковый массив, тянущийся до самой высокой точки, той, где находился аэропорт. В стороне от нас Кристина водила своего голден ретривера, а тот вынюхивал следы. Пес с самого рождения был на один глаз слепым — это Кристина рассказала мне в участке, когда мы пили кофе. Поэтому она и назвала его Одином. Я спросил, почему она не выбрала порожденного нашей собственной мифологией Полифема, а предпочла чужого Одина.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу