Райли Сейгер - Дом на краю темноты [litres]

– Комната по пятьдесят за ночь, – говорит она.

Я достаю бумажник и кладу на стойку две двадцатки и десятку. Я предполагаю, вряд ли здесь можно воспользоваться картой. И правда, она берет деньги, хватает ключ с полки на стене рядом с ней и пододвигает его ко мне.

– У вас будет четвертая комната, – говорит она, по-прежнему не глядя мне в глаза. – Торговые автоматы находятся в другом конце здания. Выезд в полдень.

Когда я тянусь забрать ключ, с моего рукава слетает небольшое облачко пыли. Поскольку дом все еще кишел полицейскими, когда я уходила, у меня нет с собой свежей одежды. Просто дорожная сумка всякой всячины, которую я купила в магазине по дороге сюда.

– Эм… а здесь есть где-нибудь стиральная машинка?

– К сожалению, нет, – клерк наконец-то смотрит на меня, и ее лицо вытягивается от удивления. – Но если вы сейчас все это промоете в раковине, к утру оно может высохнуть. Если нет, то к стене прикреплен фен.

Я благодарю ее и шаркаю в свою комнату. Отпирая дверь, я гадаю, не та ли это комната, в которой мы с родителями остались после побега из Бейнберри Холл. Если и так, то я сомневаюсь, что многое изменилось за это время. Интерьер выглядит так, будто его не обновляли по меньшей мере лет тридцать. Войти внутрь – все равно что войти в машину времени и оказаться в восьмидесятых.

Я иду в ванную, включаю душ и, все еще полностью одетая, встаю под струи воды. Это кажется проще, чем пользоваться раковиной.

Поначалу это выглядит как сцена в душе из «Психо» – грязная вода кружится вокруг слива. Когда с моей одежды смывается достаточно грязи, чтобы ее еще можно было носить, я раздеваюсь по частям.

Только после того, как вся одежда снята и накинута на занавеску душа, с которой капает мыльная вода, я плюхаюсь в ванну, прижимая колени к груди, и начинаю плакать.

В конце концов я плачу полчаса, слишком грустная, сердитая и растерянная, чтобы делать что-то еще. Я плачу по Петре, оплакиваю ее, хотя у меня нет воспоминаний о встрече с ней. Я плачу по папе, пытаясь примирить человека, каким я его считала, с тем ужасным поступком, который он мог совершить.

Наконец, я плачу по всем версиям себя, которые существовали на протяжении многих лет. По растерянной пятилетке. По угрюмой девочке, переживающей развод родителей. По разъяренной девятилетке. По любопытной. По дерзкой. По послушной. Так много воплощений, каждое из которых ищет ответы, и все они ведут меня прямо сюда, прямо сейчас, к потенциальной истине, с которой я понятия не имею, как справиться.

Я надеялась, что душ и приступ плача придадут мне сил – этакий очистительный катарсис. Вместо этого у меня остаются только усталость и сморщенные пальцы. Поскольку у меня нет никакой сухой одежды, я заворачиваюсь в полотенце, беру одеяло с одной из двух кроватей и делаю импровизированный халат. Потом сажусь на край кровати и проверяю телефон.

Элли звонила, пока я мылась. Голосовое сообщение, которое она оставила, раздражающе бодрое.

«Привет, умелица. Сегодня до меня дошло, что ты прислала мне ровно ноль фотографий интерьера дома. Давай, девочка. Мне нужны подробности. Карнизы. Фризы. Обшивка стен. Не заставляй меня ждать, горю от нетерпения».

Я хочу перезвонить ей и рассказать обо всем, что произошло за последние сутки. Я не звоню, потому что точно знаю, что она скажет. Что я должна уйти. Что я должна вернуться в Бостон и забыть о Бейнберри Холл.

Но уже слишком поздно. Даже если бы я хотела уйти, не думаю, что смогу. У шефа Олкотт определенно есть еще ко мне вопросы. Кроме того, есть и мои собственные вопросы – список длиной в милю, и все они до сих пор остаются без ответа. Пока я не узнаю больше о том, что на самом деле произошло в том доме, я никуда не уеду.

Я пишу Элли ответ, пытаясь соответствовать ее задору.

Извини! Я была слишком занята, чтобы фоткать. Завтра постараюсь прислать тебе секси снимки обшивки.

С этим все. Я перехожу к следующей задаче – еще раз звоню маме. На этот раз, в отличие от предыдущего, я хочу, чтобы она ответила.

Я надеюсь, что мама сможет пролить больше света на связь моего отца с Петрой. Брайан Принс был прав – они действительно были близки в книге. Но это еще не значит, что все правда. Только мама знает наверняка. Только она сможет убедить меня, что мой отец невиновен.

Впервые в жизни мне нужно ее мнение.

Вот почему мое сердце замирает, когда звонок снова переходит на голосовую почту.

– Привет, мам. Это я. Я все еще в Вермонте, работаю над Бейнберри Холлом. И… ну… мы нашли кое-что, – я замолкаю, пораженная, насколько это кошмарный эвфемизм. Петра – это совсем не «кое-что». Она была человеком. Яркой молодой девушкой. – Нам нужно об этом поговорить. Как можно скорее. Перезвони мне. Пожалуйста.