Энтони Горовиц - Сороки-убийцы

Здесь была Клэр Дженкинс. Одетая в черное, она плакала, по-настоящему рыдала, и слезы бежали по щекам, сливаясь с дождевыми каплями. Клэр сжимала платок, совершенно теперь бесполезный. Стоящий рядом мужчина неуклюже поддерживал ее затянутой в перчатку рукой. Я с ним никогда прежде не виделась, но обязательно узнала бы при следующей встрече. Прежде всего, он был черный — единственный темнокожий на похоронах. Еще он обладал очень фактурной внешностью: прекрасно сложенный, с мощными руками и плечами, толстой шеей и цепким взглядом. Мне подумалось, что это мог быть бывший борец — судя по фигуре, но потом сообразила, что это, скорее всего, полицейский. Клэр сказала мне, что работает в Суффолкском отделении полиции. Не это ли неуловимый детектив-суперинтендант Локк, ведущий расследование параллельно со мной?

Мой взгляд переместился на другого человека, стоявшего отдельно, с вздымающейся за его спиной громадной церковной башней — слишком большой для этого храма, как сам храм был слишком большим для городка. Первое, что бросилось мне в глаза, — это его охотничьи веллингтоновские сапоги. Они были новенькие и ярко-оранжевые — странный цвет для похорон. Лица его разглядеть не удавалось. На мужчине была матерчатая кепка и непромокаемая куртка с поднятым воротником. Пока я смотрела, у него зазвонил мобильный, и, вместо того чтобы сбросить, он принял звонок и отошел в сторонку, чтобы поговорить.

— Джон Уайт... — донеслось до меня только его имя, но ничего больше. Но мне хватило этого. Это был сосед Алана, менеджер хедж-фонда, с которым он поссорился незадолго перед смертью.

Ожидая начала службы, я пробежала по толпе глазами и нашла Мелиссу Конвей и ее сына, расположившихся у кладбищенского военного памятника. На ней был дождевик, перетянутый на талии так туго, что женщина казалась распиленной пополам. Руки ее были засунуты глубоко в карманы, волосы спрятаны под шарфом. Я бы могла не узнать ее, если бы не сын, юноша, лет восемнадцати. Он был точной копией отца — в позднейшей инкарнации Алана — и чувствовал себя неуютно в черном костюме, слишком просторном для него. Ему не нравилось находиться здесь: было очевидно, что он злится. На могилу он смотрел с выражением, близким к ненависти.

Мелиссу я не видела, должно быть, лет шесть. Она приходила на званый обед в честь выхода романа «Аттикус Пюнд берется за дело», устроенный в немецком посольстве в Лондоне, вечер с шампанским и миниатюрными сардельками. Я тогда изредка встречалась с Андреасом, и, поскольку мы обе его знали, у нас нашлась общая тема для разговора. Помнится, Мелисса держалась вежливо, но отстраненно. Быть замужем за писателем не очень-то весело, и женщина давала понять, что присутствует здесь только потому, что этого от нее ожидают. Она не знала никого из присутствующих в зале, а им не было до нее дела. Жалко, что нам с ней не довелось толком встретиться в Вудбридже, — я не знала о ней ничего, кроме ее отношений с Аланом. Теперь на ее лице было то же самое безразличное выражение, пусть даже поводом собраться послужил гроб, а не стол с канапе. Я удивилась, зачем она вообще пришла.

Подъехал катафалк. Вынесли гроб. Из церкви вышел викарий. Это был преподобный Том Робсон, чье имя упомянули в газете. Ему было лет пятьдесят, и, хотя мы никогда прежде не встречались, я его сразу узнала: «...с его каменным, точно могильная плита, лицом и слегка взъерошенной шевелюрой». Вот так Алан описал Робина Осборна в «Английских сорочьих убийствах», и, только подумав об этом, я поняла еще кое-что. Я видела это, едва войдя на кладбище: имя, написанное на указателе. Хорошо, когда есть наглядная подсказка.

Фамилия Робсон была анаграммой от Осборн.

Еще одна интимная шутка Алана. Джеймс Тейлор превратился в Джеймса Фрейзера, Клэр стала Клариссой, и, стоило мне поразмыслить, Джон Уайт, менеджер хедж-фонда, превратился в Джонни Уайтхеда, торговца подержанной мебелью и мелкого уголовника. Это был результат спора из-за денег. Насколько я знала, Алан не был религиозен. Хотя похороны его проходили в очень традиционном ключе, мне пришлось задать себе вопрос: какие отношения сложились у Алана с викарием и почему он решил отразить их в своем романе? Осборн занимал третью строчку в моем списке подозреваемых. Мэри Блэкистон обнаружила своего рода секрет, оставленный им на столе. Мог ли у Робсона иметься мотив убить Алана? Из-за сурового, бледного лица и уныло обвисшей мокрой рясы он вполне смахивал на зловещего убийцу.