Кэтрин Фолкнер - Гринвич-парк

Не дожидаясь ответа, Рейчел переключает радио с любимой станции Дэниэла, освещающей спортивные события, на ту, что передает поп-музыку, которую я не слушаю. Пританцовывая, она носится по кухне; ее живот трясется вместе с ней. Я не меломан, не помню, что это за песня. Подобная музыка обычно звучит в барах, парикмахерских, кафе. От нее у меня всегда болит голова.

— Чатни [8] Чатни — традиционные индийские кисло-сладкие фруктово-овощные соусы, оттеняющие вкус основных блюд. или что-то такое есть?

Рейчел роется на верхней полке холодильника, гремя банками с горчицей и майонезом. Несколько банок достает и, прижимая их к груди одной рукой, несет на стол. Прежде чем захлопнуть холодильник, сует руку в открытую корзинку с малиной, берет горсть и сыплет в рот.

— Сейчас устроим настоящий пир, — заявляет она, пережевывая красные ягоды.

И начинает копаться в одном из своих пакетов, оставив нож на краю стола. Я решаю отодвинуть его подальше. А то упадет, поранит кого-нибудь. Но только я собираюсь сомкнуть пальцы вокруг рукоятки, Рейчел хватает нож и резко поворачивается. Передо мной сверкает металлическое лезвие.

— Нет, нет, не тронь.

Нож блестит в ее руке. Меня одновременно бросает в жар и холод.

— Я сама все приготовлю, глупышка! — со смехом кричит она, взмахами руки отгоняя меня. — Я же сказала. Сегодня я угощаю. Сядь, отдохни.

Она снова поворачивается к столу и начинает нарезать сыр. Тук, тук. Я опускаюсь на табурет. Осознав, что затаила дыхание, медленно, чтобы Рейчел не заметила, выпускаю из легких воздух.

— Значит, Дэниэл интересуется футболом?

Я сбита с толку. О чем это она?

— В каком смысле?

— Я про радио, — отвечает она. — Оно было настроено на «5 лайв».

— Ах, ну да. Интересуется.

— За какую команду болеет?

— «Ньюкасл юнайтед».

— Он оттуда, что ли, да?

— Мм. Нет. Его родители там живут. Дать тебе нож для сыра?

— Не надо, этим управлюсь.

Тук. Тук.

— Рейчел… как твое самочувствие? — ровным тоном спрашиваю я. — Какая-то ты… Ты говорила, у тебя был тяжелый день?

— Да все нормально. — Она трясет головой как полоумная. Вновь отворачивается к столу и принимается вываливать на доску из целлофановых пакетов липкие ломтики ветчины и пастрами. Нам же это нельзя! Не соображает, что ли?

— Просто… мужики они и есть мужики, — бормочет Рейчел.

Во мне снова взыграло любопытство. Оно как зуд, который невозможно унять.

— Ты все-таки решилась ему сказать? Отцу ребенка?

Рейчел будто и не слышала моего вопроса. Нарезав целый круг сыра «бри», она принимается за второй.

— Рейчел, — останавливаю я ее, — ну куда ты столько? Лично я не очень голодна.

— Не голодна? — Она роняет нож. Тот со стуком падает на мраморную доску. Рейчел поворачивается ко мне, вытирая глаза. — А знаешь что? Ну его этот пир. Забьем. — она отпихивает от себя доску, так что та ударяется о стену. — Дурацкая затея.

— Нет, нет, что ты, — возражаю я, встревоженная резкой сменой ее настроения. — Вовсе не дурацкая. Пойдем в сад? Подальше от рабочих. Устроим там… эээ… пикник.

Во взгляде Рейчел проскальзывает подозрительность.

— Нет, правда, Рейчел. Это будет здорово. — Я поглядываю на нож, в ушах у меня шум собственного дыхания.

— Ладно, — улыбается она. — Отлично! Но сначала я чаем тебя напою. Ты ведь без чая жить не можешь.

— О. Да. Чудесно. Спасибо.

Рейчел включает чайник, открывает кухонный шкаф, что висит над ним, достает две кружки. Из другого шкафа берет чайные пакетики и сахар. Она знает, где что лежит. Рейчел подает мне кружку, а в свою насыпает три полные ложки сахара.

— Я в туалет, — заявляет она, направляясь к лестнице. — А потом начнем пировать.

На столе в горячих лужицах лежат чайные пакетики. Белый круг от разлитого молока. Рассыпанный сахар.

Сидя на табурете, я прислушиваюсь к тому, что происходит наверху. Шаги Рейчел на лестнице; шум воды в унитазе; бульканье струи в раковине. Рейчел не возвращается. С дальнего конца верхнего этажа до меня доносятся шарканье, скрип половиц. Что она там делает? Неужели снова пытается поднять пол? На одно безумное мгновение я вспоминаю записку, спрятанную в книге, что лежит в моей прикроватной тумбочке. «С чего вдруг ты заподозрила, что она роется в твоих вещах?» — спрашиваю я себя. Потому что сама ты поступила бы именно так , отвечает голос в моей голове.

Записка Рори не дает мне покоя всю неделю, трепещет в сознании, словно листик на ветру. Каждый вечер, когда Дэниэл засыпает, я включаю ночник и достаю ее из выдвижного ящика. Верчу-кручу в руках, изучая каждое слово.