Крис Уитакер - Мы начинаем в конце

— Вот блин!

— Что такое?

В следующую секунду Хэл и сам увидел. Попытался сдержать улыбку — ничего не вышло.

Подъездная дорожка к дому Ноублов была расчищена от снега и усыпана лепестками роз.

— Хэл, пристрели меня!

К оконному стеклу словно приклеилась Томасова физиономия — вот с таким же выражением Робин, бывало, в Сочельник караулил Санту.

— Господи, еще и галстук-бабочку нацепил… Вырядился как цирковой фокусник.

Хэл заглушил двигатель. Дверь открылась, на крыльцо вышла миссис Ноубл с фотоаппаратом. За ней маячил мистер Ноубл с видеокамерой — взгромоздил ее себе на щуплое плечо; она покачивалась, разбрасывая слепящие вспышки.

— Поехали обратно, Хэл. Я в этом идиотском шоу не участвую.

— Один разок можно. В виде исключения.

— Безграничное самопожертвование?.. Ладно, уговорил.

— Я спать не лягу. Звони, если что.

Дачесс вдохнула поглубже, взяла зеркальце, поправила ленту.

— Повеселись нынче хорошенько.

— Вот это мне как раз и не грозит.

Она распахнула дверь. Холод едва не заставил ее отшатнуться.

— Платье совсем простое, а девчонки придут в блестках, в пайетках…

— С каких это пор ты хочешь быть как все? Ты же у нас вне закона.

— Я — вне закона.

Дачесс спрыгнула в снег.

Хэл завел двигатель, но прежде чем захлопнуть дверь, Дачесс окликнула его по имени.

— Что, Дачесс?

Их взгляды скрестились. Старый он, подумала Дачесс, а ничего, держится молодцом. Впрочем, ей-то было известно, каких эмоциональных затрат это стоит. Память подсунула два лица — Стар и Сисси.

— Я тебе всяких гадостей наговорила… так вот, не воображай, будто мне стыдно, — последовал трудный вдох. — Я просто…

— Все хорошо.

— Нет. Но, мне кажется, когда-нибудь все наладится.

— Иди давай. И не куксись. Улыбайся — тебя сразу двое снимают.

Дачесс показала ему средний палец, но смягчила жест улыбкой.

Зеркальный шар пригоршнями швырял в толпу осколки света. Темой выбрали Страну Чудес — всюду ватный снег, искусственные цветы в фальшивом инее, по периметру потолка — гирлянды из белых и голубых воздушных шариков. Танцпол оформлен как каток, окружен фанерными елками, а сверху свисают на нитках раскрашенные фанерные звезды.

Дачесс все подергивала букетик, приколотый к корсажу.

— Колется что-то… В какой мусорке ты этот отстой откопал?

— Букетик мама выбирала.

В самую гущу они не лезли. Мимо ковыляли на высоченных каблуках расфуфыренные девчонки. Дачесс молча желала им всем сверзиться с танцпола.

Родители нарядили Томаса Ноубла в смокинг на размер больше, чем надо, так что недоразвитая рука затерялась в длинном рукаве. На плечах лежала подбитая шелком пелерина, столь экстравагантная, что Дачесс глаз не могла от нее отвести.

— Папа говорит, на официальные мероприятия джентльмену следует являться в костюме с пелериной, — выдал Томас.

— Твоему отцу полторы сотни лет.

— Он еще ого-го. Я их с мамой любовные утехи во дворе пересиживаю — оглохнуть боюсь, такой стон идет.

Дачесс изобразила лицом нужную степень восхищения.

Дали музыку, и стайка девчонок едва ли не бегом бросилась к танцполу.

Томас Ноубл сходил за соком. Они с Дачесс уселись возле подиума в форме сердца, где готовился к съемке приглашенный фотограф.

— Спасибо, что пошла со мной.

— Уже восемнадцать раз повторил.

— Пирога принести?

— Нет.

— А чипсов?

— Нет.

Играли что-то зажигательное. Джейкоб Листон расчистил себе пространство и пошел откалывать фирменные коленца. Его подружка неуклюже захлопала в ладоши.

Дачесс скривилась.

— Наверняка у него припадок.

Включили медленную мелодию. Народу на танцполе заметно поубавилось.

— Может, потанцу…

— Не вынуждай меня повторять.

— Клёвый костюмец, Томас Ноубл.

Билли Райл с Чаком Салливаном.

— По крайней мере, культяпки твоей не видно.

Гогот.

Томас Ноубл пил сок, не сводя глаз с танцпола.

Дачесс схватила его недоразвитую руку.

— Идем танцевать!

Поравнявшись с Билли Райлом, она что-то шепнула ему на ухо. Билли попятился.

— Не вздумай щупать меня пониже спины, — предупредила Дачесс уже на танцполе.

— Что ты сказала Билли Райлу?

— Что у тебя член десятидюймовый.

Томас передернул плечами.

— Истины тут всего на четверть.

Дачесс расхохоталась — в полный голос, от души. Она и забыла, до чего хорош искренний смех.

Ее ладони легли на Томасовы бока.

— Блин, Томас Ноубл! Да у тебя все ребра можно пересчитать!