Марек Краевский - Чума в Бреслау

Один из мизантропов подошел к большой двери и распахнул ее настежь. Внутрь ворвался порыв ветра, который затряс пламенем свечей. Вместе с ветром явился бывший надвахмистр Эберхард Мок. Он был бледным, невыспавшимся, но тщательно выбритым. На нем было элегантный приталенный плащ из черной шерсти, гетры и котелок. Его шею обвивал белый шелковый шарф, а в руке таился мощный зонтик. От Мока пахло смесью свежевыпитого алкоголя и сладким духом корицы. Он встал посреди помещения рядом с ведущим собрания, снял котелок и энергично помахивал им.

— Господин Мок, третий пункт любого инициационного собрания нашего братства, — гремел барон, — это допрос кандидата. Этот пункт не нужен для Impune interfecit . Мы все знаем о вашем славном деянии, о нем знает вся Германия. Поэтому мы просим вас доказать, что вы Эберхард Мок. Один из наших братьев, мой заместитель, задаст вам вопрос идентификации.

Худощавый бородач не выходил на середину, а со своего места громким голосом сказал:

— Назовите, пожалуйста, имя практиканта, появившегося в вашем децернате IV полицайпрезидиума, только что приведенного к присяге как офицера королевского Полицайпрезидиума. Кроме того, укажите его любимое занятие, то, чем он особенно занимался после работы! Он что-то коллекционировал? И еще кое-что. Почему он не получил работу в полиции и что с ним потом стало?

— Я не помню фамилии, — без колебаний ответил Мок, — какая-то странная… Редко встречаемая… Мы обращались к нему по имени, как обычно к практикантам… Пауль. Так звучало его имя. А непрофессиональные интересы у него были весьма своеобразные. Он собирал перчатки оперных певиц. После концертов и спектаклей он приходил в гримерку и просил перчатки. Он предлагал за них головокружительные суммы. Обычно с ним обращались как с безобидным чудаком и давали ему их бесплатно. Он хвастался, что у него есть перчатки Тилли Канбли-Хинкен, Лины Фальк и даже Маргариты Роджер. Однажды шеф застал его нюхающим перчатки, испачканные помадой. Это дисквалифицировало его в глазах шефа децерната Ильсхаймера, хотя у того на совести немало странностей. Он не получил должности в нашем децернате, а после практики — насколько я знаю — поступил на университетский факультет евангелической теологии.

— Это правда, пастор Стигхан? — спросит верховный.

— Все это правда, — донесся голос из толпы мизантропов. — Я до сих пор собираю женские перчатки! Не только, впрочем, звезд оперы.

— Мы принимаем этот ответ! — постановил ведущий, когда уже раздался смех после речи пастора. — А теперь о дальнейших частях процедуры. Мок, перед вами выступят все члены силезского братства и расскажут вам свои дела, свои исцеления. Врачи Чумы расскажут вам, какие очаги вспыхнувшей чумы ликвидировали. Мы приступаем к стажировке в братстве. Я — самый ранний.

Председатель подошел к Моку и встал с ним лицом к лицу. Их разделяло не более двадцати сантиметров.

— Барон Отто IV фон Бухвальд, — представился он. — 12 марта 1893 года в Войшвице под Бреслау была найдена некая Мария Шинтцель, шестидесятилетняя нищенка и пьяница. У трупа был выколот глаз. — Барон достал из кармана жестяную коробку из-под табака. Он открыл их и показал Моку. Среди бинтов лежал засохший серый шар с двумя темными внутренними ободами, из которых, как догадался экс-полицейский, один был радужкой, другой — зрачком.

Фон Бухвальд поцеловал Мока в обе щеки и вошел в толпу мизантропов, плотно окружавших кандидата. Вслед за бароном на середину вышел высокий старик с козлиной бородой. Он стоял так близко от Мока, что едва не колол его своей узкой торчащей бородой.

— Доктор Вильгельм Синдикус. 28 октября 1895 года на Везерштрассе в Берлине была найдена четырнадцатилетняя проститутка Доротея Пфицнер, — сказал старик. — Во рту трупа была половина карты. Дама пик.

Он открыл портфель и вынул из него половинку карты. По лицу пиковой дамы пробежала дрожь. Синдикус поцеловал Мока и исчез в толпе братьев. Из нее вышел невысокий дородный мужчина с черными волосами, такими густыми, что создавалось впечатление шапки, насаженной глубоко на лоб.

— Вы меня не узнаете? Пастор Пауль Стигхан. 19 января 1902 года, недавно после того, как меня приняли на практику в полицайпрезидиум, на горке возле Хольтейхехе в Бреслау нашли детское платье, башмаки и шерстяные чулки. Хотя никто не сообщил о пропаже ребенка, криминальная полиция начала интенсивное расследование. Внимание следователей привлекла полынья в центре катка. Она была покрыта льдом гораздо тоньше, чем все остальное. Разбили лед и погрузили багор. Натолкнулись на тело. Из проруби извлекли пятнадцатилетнего юношу. На нем было женское белье, а на лице остатки жирной помады и пудры. Это была известная в кругах педерастов мужская проститутка «блондинка Клара». В его юбке был вырезан треугольник. Вот он, — сказав это, пастор Стигхан вытащил из кармана кусок материала.