Марек Краевский - Чума в Бреслау

— О, хорошо, что вы здесь, Мок, — сказал Мюльхауз и прикусил зубами трубку. — Пошли на место убийства. Или нет. Сначала выгоните этого шершня отсюда, чтобы он не ужалил уважаемого господина советника. А вы сидите здесь и ждите меня! — крикнул он инвалиду в коляске. — Вы не можете мыться, пока лаборант не снимет с вашей одежды отпечатки пальцев, понимаете?!

— То что?! — закричал инвалид. — Задохнуться от собственной вони?!

— От вони еще никто не умер, — завозражал Мюльхауз и повернулся к прибывшему. — Ну, пожалуйста, Мок, сделайте то, о чем я вас просил.

— Я боюсь шершней. — Мок отступил в сторону двери. — Однажды меня ужалили, когда я был ребенком. Прошу прощения, господин советник, но вы должны сделать это сами.

Шершень присел на занавеску. Мюльхауз подошел ближе, протянул руку к насекомому, словно хотел его щелкнуть. Затем сквозняк вырвал занавеску наружу здания. Шершень оторвался от занавески и приземлился на подоконник. Мюльхауз побледнел и медленно отошел от окна. Он повернулся к Моку и размял табак в головке трубки.

— Почему вы его не убили?! — закричал инвалид. — Вы боитесь подойти к окну?!

— Старый пердун! — прохрипел Мюльхауз и, взяв Мок под руку, вышел вместе с ним в прихожую.

— Я понимаю, что он хочет умыться, но Элерс только что собрал отпечатки пальцев в комнате, где задушили этих двух женщин.

— Если я должен их опознать, — Моку, несмотря на сухость в пищеводе, удалось сглотнуть слюну, — то пойдемте туда, господин советник.

— Господин надвахмистр! — Мюльхауз сунул горящую спичку в головку трубки. — Давно не виделись. Вы работаете в отделе нравов, я — в криминальной полиции. Жаль, что вы никогда меня не навещали. Люди из разных отделов должны дружить друг с другом, поддерживать контакты…

— Первый раз господин советник приглашает меня к себе, — пробормотал Мок, — а я уже думал, что от дела четырех матросов вы совсем забыли обо мне…

— Я понимаю, о чем вы, Мок. — Мюльхауз выпустил клуб дыма. — Но поймите меня правильно. Я должен быть уверен, что в моем отделе есть человек психически стойкий, что даже после какого-то несчастья его не понесет, что он может контролировать себя… А вы, ну… — он окинул Мока критическим взглядом. — Вы целый год жили в арестантской камере и сначала пили, а потом истязали себя, как отшельник. Сегодня я нашел вас в борделе, где вы трахались как бык, издалека несет от вас водкой, порвали штаны по пьяни… У меня работают люди порядочные, честные отцы семейства… Ну ладно, хватит этих проповедей, пошли!

Криминальный советник снова взял Мока под руку, и они вошли в спальню. Находилось в ней большое ложе, застланное зеленым бархатным покрывалом, кресло с немного вытертой обивкой, столик с пепельницей, набитой окурками сигар, а также огромный трехдверный шкаф. На одной стене висела картина, изображающая двух странников, любующихся Снежкой, самой высокой вершиной Крконошей, а на другой — голубой шерстяной ковер. Его центральную часть заполняли два корабля, окруженные небольшими лодками, которые выстроились необычайно ровными рядами. На кресле валялись два платья и два бюстгальтера, возле кровати стояли перекошенные туфли на высоких каблуках, а все это запечатлевал на пленке фотограф и полицейский лаборант Гельмут Элерс.

Несколько дней спустя Мок сам удивлялся, что сначала увидел все это, на что никто не обратил бы ни малейшего внимания, и только потом то, что прямо бросалось в глаза. Несколько дней спустя он посетовал на свою анестезию, потому что не ощутил никакого дискомфорта при виде двух обнаженных женских тел, лежащих друг на друге на кровати. Несколько дней спустя ему стало плохо, когда руки Элерса крутили голову одной и другой женщины, чтобы лучше сфотографировать синяки на их шеях — следы от какой-то полоски. Так было несколько дней спустя.

Сейчас Мок смотрел на все как сквозь стекло и старался не дышать, чтобы не упустить ни одного слова советника Мюльхауза.

— Здесь живет отставной железнодорожный советник, доктор Пауль Шольц, — говорил шеф криминальной полиции, — вы имели сомнительное удовольствие видеть этого дедушку. Это инвалид. Интересно, что инвалид живет на последнем этаже, так? Очень интересно… Я спросил об этом у сторожа. Он заявил, что господин Шольц — человек очень упрямый. Несмотря на предложения о замене со стороны различных жильцов, которые предлагали ему свои меньшие квартиры, доктор Шольц предпочитал оставаться на последнем этаже и ежедневно терпеть своего слугу, которого он, впрочем, постоянно вызывал от негодяев и бездельников…