Харриет Уокер - Новая девушка

На экране Мэгги увидела, как в колыбель просунулась рука.

Все это выглядело до нелепости мелодраматично, чтобы быть правдой — наверняка есть какое-то вполне логичное объяснение тому, почему мужчина оказался в комнате Лайлы, — но Мэгги бросилась вверх по ступенькам, даже не успев толком сообразить, что она делает. Оказавшись в дверях детской, она увидела темную тень, склонившуюся над кроваткой.

Когда Мэгги заговорила, то заговорила шепотом, похожим на крик, а первая мысль, которая пришла ей в голову — так по-британски! — была: «А не слишком ли я груба?»

— Осторожно, не разбудите ее! Вы нашли все, что искали?

Прошептав это, она услышала, как мужчина что-то мурлычет в колыбель. Сначала Мэгги подумала, что это не известная ей колыбельная.

— Детка, детка, — негромко напевал мужчина. Мэгги задержала дыхание и задумалась, что ей делать дальше.

— Винни будет так любить тебя, — приговаривал незнакомец.

Винни? А при чем здесь она? Голова Мэгги пошла кругом, пока она одновременно пыталась проследить за Лайлой и за тенью этого человека — кем бы он ни был, — и при этом не побеспокоить ни девочку, ни нежданного пришельца.

Этот мужчина, этот приятель Ника… Если он знает Винни, тогда Винни, скорее всего, знает Марго.

А почему Винни не удосужилась сказать об этом ей, когда она рассказывала о своей работе на месте Марго в «От»? Когда она дала Винни адрес того места, где будет сидеть с ребенком? Ведь Винни должна была немедленно узнать его, если они с Марго знакомы…

И где сама Винни? Почему она до сих пор не по-явилась?

Пока колесики со скрипом вращались у нее в голове, Мэгги пришла в голову мысль, которая заставила ее забыть обо всем на свете: «А вдруг это… Чарльз?»

Мужчина выпрямился, и Мэгги с облегчением увидела, что он оставил Лайлу в кроватке. Все эти вопросы она задаст ему внизу.

«Вообще-то он немного странный», — решила про себя Мэгги.

Это, наверное, то самое, о чем Винни говорила в пабе, — что смерть сына повлияла на Чарльза еще больше, чем на нее саму. Мэгги почувствовала приступ жалости к осиротевшему отцу.

Чарльз повернулся, посмотрел на нее, и, казалось, решил выйти из детской. Он что, приглашает ее пройти вслед за ним? Мэгги с готовностью кивнула в сторону лестничной площадки, где свет, лившийся снизу, освещал ступеньки.

Но, не выходя за порог детской, Чарльз поднес руку к ее лицу, схватил за подбородок и сноровисто ударил головой о серую гипсовую стену за спиной — сначала один раз, а потом второй, — так просто, как будто разбивал яйцо о край сковородки.

У меня перехватило горло, когда я увидела свою малышку у него на руках. А лунный свет, осветивший ее сморщенное и ничего не понимающее личико, осветил и лицо Чарльза. И я поняла, что происходит что-то ужасное.

Глаза у него были красными и опухшими, а щеки, обычно гладко выбритые, покрывала многодневная щетина.

— Посмотри, что у меня есть для тебя, Вин, — произнес Чарльз высоким голосом, в котором ясно слышались слезы. Слова были невразумительными, как будто во рту у него перекатывались камешки.

— А она хорошенькая, правда? — Голос Винни звучал легко и весело. — Милый, дай мне ее на руки, чтобы я могла прижать ее к себе…

— Это для тебя, — повторил Чарльз. — Чтобы все у нас было хорошо.

Когда он сделал шаг в сторону жены и протянул к ней руки, я увидела свою драгоценную детку, извивающуюся в чужих руках и не понимающую, что, черт побери, она делает вне своей кроватки. Глазами дочка искала меня.

— Чарльз… — Винни медленно шагнула ему навстречу. Он посмотрел на нее так, как будто пытался вспомнить, зачем он здесь.

Винни замерла. Я услышала, как она осторожно набрала воздух в легкие.

— Со мной все в порядке, Чарльз. Мне уже лучше. Иди сюда, дорогой. Давай вернем Лайлу мамочке.

Чарльз не шевельнулся — темная фигура на фоне еще более темной лестничной площадки.

— Просто хочу, чтобы ты опять была счастлива, Вин. Я просто… просто…

— Я все знаю, — Винни говорила мягко, но твердо. — И мы обязательно будем счастливы, дорогой. Лайла — не наш ребенок, Чарли. Она — дочь Марго. И сейчас ты должен ее вернуть. — С этими словами она протянула к нему руки.

Я хорошо знала этот тон. Мягкий и доброжелательный. Таким тоном она лгала, когда хотела меня защитить. Именно от этого тона я приходила в ужас все эти годы, боясь, что рано или поздно она меня сдаст. Теперь же мне слышалось в нем спасение и Лайлы, и мое собственное — а может, даже спасение самой Винни, — хотя присутствовали и стальные нотки беспокойства, которые она не могла спрятать от меня. Я знала ее слишком хорошо.