Харриет Уокер - Новая девушка

— Послушай, — продолжил Ник измученным голосом, — Чарльз несколько недель назад прислал мне письмо по электронке. Ведь прошел уже почти год со… И он попросил меня сделать коллаж с теми фотографиями Джека, которые у них есть. Вот я и оставил одну на экране, не свернул. Поверь, мне очень жаль — я же знаю, как ты относишься к этому фото…

Он помолчал.

— Так что это сделал я, а не Мэгги. И нет здесь ни тайны, ни заговора.

Я остановилась посреди улицы как вкопанная. Ведь я уже полностью сложила в голове картину вселенского заговора, организованного человеком, за которым была замужем и которого любила больше всех на свете — кроме Лайлы, конечно; да и Лайла оказалась у меня на первом месте только потому, что она была наполовину Ником!

Ты, подруга, окончательно сходишь с ума…

— Слушай, я иду за тобой. — Голос у Ника был суровый, но не взбешенный — в нем слышались раздражение и обида. — Кому-то надо было заплатить за эти чертовы коктейли. Можешь подождать?

А если это не Ник, то тогда…

— Нет! — рявкнула я, задыхаясь от той скорости, которую сама выбрала. — Мне срочно нужно домой!

Опустив телефон, я побежала. Мне надо туда попасть. И увидеть то, что меня там ждет, что бы это ни было, принять любое наказание, которое придумает для меня Винни.

После всех этих лет, когда она себя сдерживала…

На бегу я вновь почувствовала вибрацию телефона — сообщение с неизвестного номера:

«Наслаждайся своим выходом в свет @hautemargot».

Она знает, что меня нет дома. Знает, что Лайла без меня. Это может быть только Винни.

Резко остановившись, я посмотрела в оба конца улицы — но ничего не увидела, да и не ожидала увидеть — и сделала последний рывок.

Виртуальные действия людей не имеют никакого отношения к их поведению в реальной жизни; я имею в виду то, что они говорят в Сети, когда не видят выражения лиц тех, кому предназначены слова.

Когда я повернула на нашу подъездную дорожку, было уже совсем темно, а ветер шумел меж ветвей больших старых деревьев, росших вдоль нее. И только подойдя к кирпичной стене, я заметила, что ворота распахнуты настежь, а их половинки покачиваются на ветру.

Неужто забыла запереть?

Я чуть не проскочила мимо — мимо простой черепаховой заколки на ступеньке крыльца.

И сразу же представила себе, как она входит в каштановые волосы. Я почувствовала ее холод у себя между пальцами, когда я превращала свой хвостик в пучок. Вспомнила, как сжимала ее зубами, тренируя французское произношение. Я использовала подобные заколки бессчетное количество раз, но мне была известна только одна девушка с непокорной шевелюрой, которой они были необходимы.

Такие заколки вышли из моды вместе с мохером и голубыми тенями для век, став, как и они, уделом грымз и синих чулков.

И Винни…

Она была здесь.

Стыдно признаться, но на какое-то мгновение я почувствовала облегчение. Облегчение от того, что Ник ошибся и все это мне не просто почудилось. Все, что не давало мне покоя вот уже многие месяцы — постоянные страхи и не исчезающее ощущение опасности, — казалось несерьезным всем, за исключением меня самой. Вообще эмоции только что родивших мамочек кажутся людям несерьезными. А я все еще одна из них, измученная и подверженная неконтролируемым перепадам настроения.

Только в моем случае все это не так. Я оказалась права.

Я наклонилась, чтобы поднять заколку и, выпрямляясь, чуть не вздрогнула, когда ворота с шумом захлопнулись за спиной.

Наконец-то Винни пришла за мной. И за моей малышкой.

Горе делает тебя сумасшедшей. Постоянное давление неослабевающего страдания, по каплям сочащаяся боль — все это похоже на какую-то рекламную мелодию из ящика, от которой никак не можешь избавиться. Вы только представьте себе, что всю оставшуюся жизнь в вашей голове будет звучать одна и та же мелодия.

Винни была здесь. А где же Мэгги?

Меня охватила дрожь, когда я ворвалась в пустой холл. Светильники в виде белых шаров освещали гостиную, включены были и деревянные торшеры. На экране телевизора мелькали какие-то кадры — женщина из рекламы шампуня намыливала голову, — но звук был приглушен.

С бьющимся сердцем я бесшумно пересекла безлюдную комнату и заглянула на кухню в конце коридора — пустую и темную. Во французских дверях, выходящих в сад, отразилась я сама, вперившаяся в свое собственное отражение.