Луанн Райс - Ящик Пандоры

Я поступила в Школу дизайна в Род-Айленде и влюбилась в мир искусства и художников. Я встречалась со скульптором, который вырезал записи своих сеансов терапии на полированной стали, затем с художником-перфомансистом, который изображал на сцене Орфея, спускающегося в подземное царство. Но я по-прежнему мечтала о Гриффине.

Они с Эллен расстались сразу после окончания университета. Вместо поездки в Лондон в июле, как планировалось, она вернулась домой с родителями. Гриффин начал появляться в гостинице после того, как заканчивалась моя смена, хотя Эллен там больше не работала.

— Эллен изменилась, Клэр. Она уехала на весенние каникулы, и после ее возвращения все стало по-другому, — признался он.

— Почему?

— Понятия не имею. Она не хочет говорить о том, что случилось. Хотя знает, что может рассказать мне все, что угодно. Теперь она даже видеть меня не хочет.

— Мне жаль, — сказала я.

— Угу, — ответил он. — Хуже всего то, что там случилось что-то плохое. Она тебе что-нибудь говорила?

— Нет. Что, например?

— Не знаю, — промолвил он. — Ты уверена, что она ничего не говорила?

— Абсолютно, — ответила я.

Мы с Джеки подружились с Эллен, пока работали в гостинице, и переживали за нее. Я чувствовала себя виноватой, сблизившись с Гриффином, поэтому именно Джеки подошла к ней, чтобы узнать, как у нее дела. Она ездила с друзьями семьи в Канкун отдохнуть на пляже и в последний раз повеселиться перед окончанием учебы. Эллен спросила Джеки:

— Ты веришь в злые силы?

— О чем она говорила? — спросила я.

— Без понятия. Она просто смотрела на меня, Клэр, в ее глазах была пустота.

— Господи, бедная Эллен, — произнесла я.

Гриффин был подавлен, и я стала его доверенным лицом. Поначалу он был всего лишь парнем с разбитым сердцем, а я — девушкой, которая его утешала. Но все начало меняться, и я не могла в это поверить. Мы жили в одном городе, но происходили из абсолютно разных миров.

Я жила в Хаббардс-Поинте — чудесном пляжном районе, где время остановилось. Небольшие крытые дранкой коттеджи, построенные в двадцатых-тридцатых годах двадцатого столетия семьями рабочих, расположились на скалистом выступе на краю пролива Лонг-Айленд. Окна обветшалых коттеджей неизменно были украшены геранями и петуньями, а также яркими ставнями с резными узорами в виде морских коньков и парусников.

Семьи в Хаббардс-Поинте устраивали совместные пикники. Друзья детства становились друзьями на всю жизнь, как мы с Джеки. Каждый год на День независимости жители организовывали веселую вечеринку на морском берегу и детский велопарад. По воскресеньям и четвергам на пляже в форме полумесяца проводили кинопоказ. Все приносили шезлонги и смотрели классические фильмы на экране, который так колыхался от ветра, что мог сойти за парус. В конце пляжа была тайная тропинка, которая петляла через лес и вела к скрытой бухте. Я могла пройти по ней с завязанными глазами.

Гриффин вырос по другую сторону этой узкой тропы, на элитной, закрытой территории под названием Катамаунт-Блафф, где на частной дороге располагались всего четыре дома. Дом Чейза (тот, в котором мы сейчас живем) был построен на мысе его прадедом по отцовской линии, Декстером Чейзом. Он основал «Парфенон Иншуранс» — крупнейшую страховую компанию в Хатфорде, после чего баллотировался на пост губернатора и занимал его в течение двух сроков. Его сын, дед Гриффина, три срока был сенатором, представляя штат Коннектикут. Отец Гриффина был адвокатом, штатным юристом в «Парфеноне». Они использовали «лето» как глагол — они летовали/проводили лето в Катамаунт-Блафф. Когда я спросила Гриффина о его матери, он ответил:

— Тебе лучше не знать.

Я — единственный ребенок, родители любили меня безоговорочно. Мы «ездили на пляж», когда заканчивались занятия в школе в июне. Мама была учителем рисования в государственной школе, а отец — профессором экологии в колледже Истерли. Он научил меня всему, что я знаю о лесах, а мама призывала рисовать то, что я видела. Когда мне было девять, она погибла в автокатастрофе: не справилась с управлением во время гололеда, врезалась в дерево и скончалась мгновенно.

Мы с отцом были подавлены горем и обратились к природе. После школы, работы и по выходным мы бродили по лесу, забирались на скалу между Хаббардс-Поинт и Катамаунт-Блафф. В этих лесах проживали представители племени пекотов. На вершине холма, испещренного валунами, располагались их захоронения. Мой отец велел мне всегда относиться к этой земле как к священной.