— Кто ты? — спросил я.
— Студентка.
— История? Философия?
— И английский. Всего понемногу. И ничего.
Вздохнув, она достала платок и повязала его на голову, как ее мать, но Мириам, казалось, сделала это для того, чтобы укротить волосы.
— И беженка.
— От чего ты сбежала?
Солнце снова скрылось, и следующий порыв ветра тут же стал прохладнее.
— От мужчины, — ответила она.
— Расскажи.
Официант поставил перед нами кофейные чашки. Она снова сняла темные очки и уставилась в свою чашку.
Мириам рассказала, что выросла с родителями в Алматы, в Казахстане. Я помню, как про Алматы — или Алма-Ату, как город тогда назывался, — рассказывал мой отец, о мировых рекордах в конькобежном спорте, которые ставили на разреженном воздухе, о дующих с гор специфических ветрах, благодаря которым на всей дорожке ветер попутный. Отец Мириам работал в нефтяной отрасли, и по уровню благосостояния семья считались новым высшим классом этой большой, но малонаселенной страны.
— Коррупция и цензура, диктатор, назвавший столицу в честь себя, самая большая страна в мире, не имеющая выхода к морю. И тем не менее там мы были счастливы. Пока мой отец не пропал.
— Пропал?
— Он угрожал рассказать о том, что американцы приобрели права на добычу нефти с помощью подкупа сотрудников госаппарата. Помню, папа говорил, что мне надо аккуратнее разговаривать по телефону. И вот однажды он не пришел домой после работы. Мы так ничего и не узнали, ни разу не получили от него вестей. Мама отметила, как имевшиеся у нас привилегии исчезли одна за другой, нам пришлось переехать из дома, который, как нам сказали, находится в собственности у нефтяной компании. Мы поехали в Киргизию — как я думала, на каникулы, — откуда родом мамина семья, но назад не вернулись.
Мириам описала Киргизию как более красивую, но более бедную версию Казахстана. И более открытую. «По крайней мере, люди не боялись сказать про диктатора что-нибудь плохое», — посмеялась она. Но и более старомодную версию, даже в столице, Бишкеке. Например, до сих пор практиковали ала качуу — похищение невесты. Хотя официально это запрещено, по подсчетам, треть всех браков заключалась после того, как мужчина похитил будущую жену, а затем вместе со своей семьей — а порой и при помощи родных невесты — принудил к замужеству.
— У маминой семьи были деньги. Не много, но их хватило, чтобы я смогла учиться в Москве. И когда я приезжала домой к маме, жизнь в Киргизии как будто с каждым разом отдалялась. Это…
Она развела руками. Длинные, тонкие пальцы с обгрызенными ногтями.
— Знаешь, в Казахстане многие хотят убрать окончание «стан», потому что не хотят ассоциаций с подобного рода страной. Так олигархи пытаются избавиться от деревенского выговора. Ну а в Кыргызстане даже не пытаются — люди собой вполне довольны. Я привыкла к комментариям мужчин на улицах, я их игнорировала и не обращала внимания на паренька, который стоял у стойки и пялился на нас с двоюродными сестрами, когда мы взяли выпить в баре отеля. Как-то вечером, когда мы, как обычно, шли туда, меня схватили двое мужчин, а двое других держали моих двоюродных сестер. Меня затолкали в машину и увезли.
Я видел, что она пытается рассказывать о случившемся как ни в чем не бывало, как будто это лишь забавная, да, веселая история, но ее выдал слегка дрожащий голос.
— Я сидела на заднем сиденье между двумя мужчинами, и когда я спросила, чего они хотят, они сказали, что меня отдадут сыну того, кто сидит на пассажирском сиденье. Я заплакала, и тогда сидевший на переднем сиденье мужчина обернулся и ухмыльнулся, вроде как утешая. Уже одетый на свадьбу, толстяк, около пятидесяти, золотых зубов больше, чем своих. И потный — день тогда был жаркий. Он сказал: «Мой мальчик будет тебя любить, а ты будешь любить его». Вот и все.
Когда мы приехали на место, нас повели в большой дом. Снаружи стояли мужчины — видимо, охраняли, — и у одного из них было ружье. Тогда я не знала, что на переднем сиденье сидел Камчи Колыев, глава мафии, контролировавшей кладбища Бишкека. Если нужно место на кладбище, покупать придется у него.
У самой двери стоял невысокий и худой молодой человек в черном костюме и колпаке — это такая традиционная шапочка, мужчины надевают ее на свадьбы и похороны. Он просто смотрел и, казалось, боялся точно так же, как я. За ним стояла толпа людей — видимо, гости свадьбы. Пожилая женщина — думаю, его бабушка — хотела накрыть меня белым платком. Я знала, что, если дам ей это сделать, это будет означать, что я согласна выйти замуж, — я ведь слышала страшные истории про ала-качуу, только я никогда не думала, что подобное случится со мной. Но как и во всех услышанных мной историях, я так испугалась, что не осмеливалась сопротивляться. Все гости хлопали в ладоши, и мне дали рюмку арака — киргизского варианта обыкновенной водки. Мне велели выпить крепкое спиртное, и церемония началась. У меня отобрали мобильный телефон и все время держали под присмотром, поэтому сообщить кому-нибудь или сбежать оказалось невозможно. Я все плакала и плакала, но женщины пытались меня утешить. «Когда появятся дети, станет полегче, — говорили они. — Вот тогда о другом будешь думать. А семья Колыевых о тебе позаботится, они хорошие люди, влиятельные, у них деньги есть. Тебе повезло больше, чем многим в этой комнате, так что не трать слезы, девочка».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу