Ю Несбё - «Крысиный остров» и другие истории

— Ладно, — сказал я.

— Что — ладно?

— Ладно, ты ее спас.

— Ты серьезно?

— Да, если ты перестанешь меня трясти и если ей больше восемнадцати, то мы договорились.

— И ты клянешься, что никогда-никогда не расскажешь правду ни ей, ни ее матери, ни кому-нибудь еще?

Я засмеялся.

— Никогда, — пообещал я.

В ту ночь мне приснился странный сон.

Мы с Питером сняли на двоих номер в маленьком отеле в старой части города. Перекрывая разговоры и смех, доносящиеся с мощеных пешеходных улиц с ресторанами под нашим открытым окном, друг с другом переплелись звуки улиц, мерное дыхание Питера на кровати в другом конце номера и впечатления прошедшего дня, послужив материалом, из которого, как я предполагаю, получаются сны.

Я очутился под водой — что неудивительно — и обвивал руками нечто, что казалось мне человеком, но когда оно подняло веки, я заглянул в пару темных, кровавых рыбьих глаз, как те, что Питер рассматривал на прилавке с рыбой у ресторана, где мы тем вечером ужинали. Он объяснил мне, что глаза выдают бóльшую часть той информации, что мы хотим знать о выбранной рыбе, а еще он сжал рыбью тушку, чтобы оценить свежесть и наличие жира, а кроме того, поскреб ногтем рыбью кожу — с выращенной в неволе рыбы соскребались чешуйки. Питеру пришлось учить меня подобным элементарным вещам, касающимся еды и не в последнюю очередь вина. До того как мы познакомились, я и не думал, что у меня дома не хватает особой культуры. Означает это следующее: у меня дома разбирались в трендах современного искусства, музыки, кино и литературы, но в вопросах классической литературы и драматургии — Питер систематически изучал их с двенадцати лет — он оказался подкованнее меня. Питер мог наизусть цитировать длинные пассажи из Шекспира и Ибсена, но иногда признавался, что не понимает содержания и смысла. Он как будто применял научные методы для того, чтобы проанализировать даже самый эмоциональный и изящно написанный текст.

Увидев рыбьи глаза девушки, я вздрогнул, и гладкая рыбья тушка выскользнула из моих рук. Когда она поплыла вниз, во тьму под нами, я увидел, что купальная шапочка у нее не розовая, а красная.

Я очнулся от мелькавшего света, как будто кто-то развлекался и водил по моим векам лучом карманного фонарика. Открыв глаза, я увидел, что между шторами, колыхавшимися под утренним ветерком, пробралось солнце.

Я встал с постели, поставив ноги на прохладный деревянный пол большого, по-спартански обставленного номера, натянул штаны и футболку, параллельно обращаясь к неподвижной спине Питера на другой кровати:

— Завтракать пора. Пойдешь?

Судя по прозвучавшему в ответ бормотанию, сказалось вчерашнее вино. Питер переносил алкоголь плохо — по крайней мере, хуже меня.

— Тебе что-нибудь принести?

— Тройной эспрессо, — хрипло прошептал он. — Я тебя люблю.

Я вышел на солнце и нашел открытое летнее кафе, где, к моему удивлению, подавали хороший завтрак — в отличие от того, что обычно бывает в туристических городах, этакий стандарт Европейского союза, не имеющий вкуса.

Я полистал оставленную кем-то газету на баскском — проверить, может, там написали про героический поступок на пляже, но, поскольку баскский из тех языков, что не похожи ни на какой другой, я не понял ни единого слова. Наверное, и киргизский такой же? Ведь так он, видимо, называется, не кыргызстанский [3] Жители Киргизии называют свою страну Кыргызстан. же, ну или еще как-нибудь? С другой стороны, есть пакистанский язык, не пакский. Обдумав все это и не придя ни к какому заключению, съев завтрак и взяв тройной эспрессо в бумажном стаканчике, я вернулся.

Когда я запер дверь в номер и поставил стаканчик с кофе на прикроватный столик у пустой постели Питера, я обнаружил, что с пола пропал коврик.

— Где коврик? — крикнул я в сторону ванной, где, как я слышал, Питер абсолютно точно чистил зубы.

Я подумывал получше ознакомиться с его методом, — возможно, в нем и крылась разгадка белых зубов.

— Пришлось его выбросить, я на него наблевал, — послышалось из ванной.

В дверном проеме показался Питер. Вид у него был неважный. Лицо серое, будто загар смыло хлоркой, под глазами залегли круги. Он казался на десять лет старше того пребывающего в эйфории юноши, который накануне объявил, что впервые влюбился.

— Вино?

Он помотал головой:

— Рыба.

— Да ну?

По моим ощущениям, у меня с желудком все было в полном порядке.

— Как думаешь, тебе к вечеру станет полегче?