Мариэтт Линдстин - Воскрешение секты

Больше Карин не переступала порога усадьбы.

А теперь мне придется рассказать о пожаре. Все поняли всё неправильно. Якобы моя мать покончила с собой, убитая сообщением о смерти капитана, когда его корабль потерпел крушение. Якобы мой отец покончил с собой, поняв, что мать умерла. Все это неправда.

Я точно знаю, потому что была там. Тогда я была маленьким ребенком, но воспоминания о той ночи — самые четкие в моем стареющем мозгу.

Меня разбудил мой брат Оскар. Он так сурово потянул меня за руку, что я рывком села на кровати. Кто-то кричал на первом этаже — это голос матери звал на помощь. Выстрел раздался, когда мы спускались по лестнице — такой оглушительный, что мы замерли на месте. Мать закричала снова, позвала нас, назвав наши имена.

Отец лежал на полу в столовой с дырой во лбу. Его пустые глаза смотрели в потолок. Под его головой на дорогом цветастом ковре распространялось темное пятно. Позади него стояла фигура. Поначалу я даже не поняла, кто это. Ее лицо было разбито настолько, что превратилось в сплошную рану. Одежда была разорвана, по обнаженной груди стекала кровь. В руках мама держала большое ведро. Тут она заметила нас и крикнула:

— Бегите и спрячьтесь в пристройке, немедленно!

Мы кинулись прочь. Выбежали из дверей и понеслись по двору.

Все произошло одновременно. Усадьбу охватило огнем. Мать ринулась к нам через двор. Остановившись, крикнула:

— Я вернусь к вам!

Кто-то видел ее у Дьяволовой скалы перед тем, как она прыгнула. По крайней мере, так говорили.

Когда слуги погасили огонь, от отца остались лишь обгорелые останки. Полиция сочла, что это самоубийство. Ведь пистолет лежал рядом с ним, и все пропахло керосином.

В тот вечер только мы с Оскаром видели мать. Мы единственные слышали ее слова. Заключили тайный пакт, как умеют только дети. Мы ничего не видели и ничего не слышали. И эту тайну мы унесем с собой в могилу.

И сейчас я ломаю голову, что сталось бы, если б я поступила с дядей Маркусом, как мать поступила с отцом, — застрелила бы дьявольское отродье и подожгла дом. Наверное, тогда все сложилось бы иначе…

Она явилась ко мне сюда, в дом престарелых. Это было так прекрасно, что просто трудно поверить. Я сидела и, как обычно, смотрела в окно, вдыхая восхитительные ароматы лета. В роще зеленели березы. Она появилась незадолго до дня солнцестояния. Я услышала за спиной шуршание ее юбок. Ее дыхание у своего уха. Ее руки принялись гладить мои поредевшие от старости волосы. Я подумала — как странно, что она такая молодая. Вроде бы я твердо решила отогнать старые привидения, но вот она снова пришла ко мне…

Очарование разрушилось, когда открылась дверь и вошла санитарка.

— Сигрид, — сказала она. — Послушай, что я скажу. Народ рассказывает, что у Дьяволовой скалы видели старую графиню. В длинном пальто и все такое. Подумать только, что люди напридумывают! Она ведь была твоей матерью?

Я попыталась улыбнуться в ответ, но кровь застыла у меня в жилах.

Всего через несколько дней после того происшествия с Фредриком на пороге нашего дома появился полицейский. К этому моменту я так долго кричала на Хенрика, что охрипла. Впервые я накричала на него. Но что это дало?

Расследование ни к чему не привело, и вскоре Хенрик и Эмили уехали во Францию, а я — в квартиру в деревне.

С Карин мне с того дня разговаривать не довелось. Пару раз мы сталкивались с ней в деревне, но она лишь холодно кивала мне. Она покинула остров и вернулась лишь тогда, когда Хенрик уехал насовсем. Но сейчас Карин снова живет здесь с Фредриком в маленьком домике в лесу. Она ходит с высоко поднятой головой, несмотря на все, что произошло.

Ни я, ни Хенрик не думали о том, чтобы продать усадьбу Виндсэтра. Денег у нас и так было предостаточно. Но вот пару лет назад появился доктор и предложил свою цену. Он собирался превратить усадьбу в дом отдыха. С большим облегчением я передала ему ключ.

«Наконец-то мы отделались от этого страшного места», — подумала я в надежде, что это поможет мне забыть обо всем.

Но ничего не получилось. Потому что теперь я сижу в этом забытом богом доме престарелых и пишу, когда смерть уже дышит мне в затылок, и по-прежнему не могу простить себя за все, что произошло.

Не могу найти смысл в той убогой жизни, которую я прожила.