Евгения Кретова - Альтераты - миссия для усопших

— Балбес ты, Ромка. Тебе тикать отсюда надо, а ты разговоры разговариваешь. Разве мало бед случилось оттого, что навью тропу открыли неумеючи? Сколько крови надо теперь пролить, чтоб закрыть ее? Сколько жизней убить?

Ромка упрямо стоял на месте.

— Дед, что за место это?

Дед вздохнул:

— Морозь, навий мир.

По каменному полу побежала холодная позёмка.

Он выволок их в центральный зал.

— Откедова пришли, помните? — парни кивнули. — Вот туда и топайте. А я здесь посторожу.

Он отвернулся, всматриваясь в синеву.

Парни несмело двинулись к выходу. Ромка не шелохнулся.

— Дед, скажи, что это за место такое? Что это за блазень — это тот, который зеркальный?

Старик недовольно посмотрел на внука:

— Балбес ты, Ромка. Тебе тикать отсюда надо, а ты разговоры разговариваешь. Разве мало бед случилось оттого, что навью тропу открыли неумеючи? Сколько крови надо теперь пролить, чтоб закрыть ее? Сколько жизней убить?

Ромка упрямо стоял на месте.

— Дед, что за место это?

Дед вздохнул:

— Морозь, навий мир.

По каменному полу побежала холодная позёмка.

Ромкин дед, Василь Федорович Богомолов, при жизни был знатным охотником, ходил на сохатого, на кабана. В 90-е повадился в деревню медведь ходить, безобразничал на огородах, собак задирал. А потом и на пацаненка мелкого позарился. Едва отбили. Василь Федорович уже тогда стариком был. Пошли к нему соседи — помоги. Он собрался и ушел в лес. Трое суток выслеживал зверя. Потом привез в деревню тушу. Ему тогда уже хорошо за семьдесят было. Острый глаз и твердая рука ему никогда не изменяли.

Сердце подвело.

Он подтянул мешковатые штаны, присел на корточки, приглядываясь к пыльным завиткам, прислушиваясь к нарастающему гулу.

Покачиваясь и придерживаясь за колонны, из галереи показалась Гаша. Бледные руки искусаны, на запястьях — кровоподтёки. Одежду будто моль изъела, из порывов куртки торчали лохмотья белесого синтепона, рукав оторван, через неопрятные дыры видна чёрная футболка.

— Агафья! — Ромка бросился к девушке.

Та посмотрела на него безумными глазами, отпрянула:

— Не подходи!

Ромка замер, доверительно показал ладони:

— Гаша, это же я, Леркин друг, Роман Чижов. Мы тебя на Казанском вокзале встречали, помнишь?

Дед Василь нахмурился:

— Не трожь её сейчас. Вишь, кровищи сколько? — по пальцам девушки, действительно, стекала струйками кровь, капала на тёмные плиты. — Повезло девке — откупилась, от блазня просто так не уйдешь…

Девушка смотрела мимо него, глаза округлялись, их постепенно заполнял ужас, и Ромка видел, как он отражается на измученном лице, проступает мертвенной бледностью, дрожью потрескавшихся губ, чернотой размазанной по щекам косметики. Он проследил за взглядом девушки: на стене проступала белая ледяная пена. Острые иголки инея рассекали камень, просачивались сквозь его поры и тут же застывали белёсыми взломами.

— Вот те раз, — озадаченно прошептал дед Василь, вставая между обледенелой стеной и внуком.

— Дед, что это?

— Я ж говорил тебе — тикать надоть, — сердито вздохнул старик. — А теперича шо поделать?

— Что это?!

Пашка и Санёк забеспокоились за спиной:

— Чё за фигня?

— Да не орите ужо… Навья стража пожаловала, — пробормотал он и добавил с опаской: — Кабы сам Волот не явился…

Ледяные иглы, словно копья, раздирали камень, открывая проход внутрь стены, из которой повеяло холодом. Гаша дернулась, пискнула, хотела бежать, Ромка вовремя успел схватить ее за локоть и притянуть к себе — девушка безвольно повисла на его руках. Кровь из открытой раны на ладони оставила на куртке бордовый след.

— Тише, Гаша, будь рядом, ладно?

Та в ответ судорожно сглотнула.

Из рваного, словно обгрызенного прохода, валил пар, как от проруби в крещенскую полночь. В нём постепенно проявлялись фигуры: высокие, затянутые с ног головы в прозрачно-голубые ледяные доспехи, существа с вытянутыми лицами и горящими синевой глазами.

— За нарушение Священного чертога пятеро живых подлежат забвению, — их громоподобный голос, казалось, лился отовсюду.

Агафья пискнула, вжалась в Ромкину грудь.

На их запястьях появились ледяные браслеты, живыми змеями сковав руки. Пол дрогнул, плиты ожили, передвигаясь ближе к выстроившимся в шеренгу стражам и скатывая на них застывших от неожиданности подростков. Прозрачно-голубые фигуры ощетинились копьями.

— Нас на них несёт! — крикнул Санька и бросился бежать в противоположном направлении.