Ким Слэйтер - Запертая в своем теле

Сколько он пробыл в спальне? Сколько снимков сделал? Может, еще и на видео снимал? А что, если… даже мысленно не получается произнести это слово… что, если он трогал меня?

Я опустила голову и крепко зажмурилась, сжала кулаки так, что ногти впились в ладони.

Как я могла допустить такое?

Как он посмел?

Почему Эви ничего не сказала о том, что он входил в дом?

Я открыла глаза, подошла к окну и опустила жалюзи. Потом заперла входную дверь на замок и пошла в гостиную. Задернула шторы, оставив лишь маленькую щелочку для света. Схватила телефон и набрала номер Тары: необходимо было с кем-то поговорить..

Звонок ушел на голосовую почту, но меня это не остановило. Я выложила все: про Бриони, про то, как Эви не нравится в школе, про то, что сосед залез ко мне в дом… Хотела пожаловаться и на маму, но не успела, точно так же, как не успела спросить о самочувствии самой Тары: бестелесный голос сообщил, что голосовая почта заполнена.

Хотелось забиться в какой-нибудь угол потемнее и больше никогда, никогда не выходить оттуда на свет. Но вместо этого я отшвырнула телефон, раздраженная собственной слабостью, и схватила сумочку, не давая себе времени подумать. Выкатила на ладонь две таблетки и проглотила их, запив глотком холодного чая, обнаружившегося в кружке на полу. Хоть бы они скорее сработали! Несколько часов благословенного забытья были нужны как воздух, потому что мысли, метавшиеся в голове, сводили с ума: чужой человек в моем доме, с моей дочерью, пока я сплю…

И не просто сплю, а лежу, можно сказать, в бессознательном состоянии.

Уже опускаясь на диван, я вдруг вспомнила едкое замечание мамы о беспорядке. Заставила себя встать, включила свет и заглянула за стул в углу гостиной. И, едва не вскрикнув от ужаса, долго стояла, зажимая ладонью рот и пытаясь понять – как такое могло случиться?

За два месяца до своей гибели Эндрю преподнес мне красивую хрустальную вазу, с гравировкой в виде имен и даты свадьбы.

Подарок на десятую годовщину.

Последний подарок.

После той катастрофы он приобрел особенное значение.

И именно эта ваза лежала теперь в углу. То, что от нее осталось.

А ведь не прошло и суток с тех пор, как я бережно извлекла ее из-под слоев пузырчатой пленки, осторожно вымыла и поставила у камина.

Как она разбилась?

Загадка.

Я снова взглянула на острые осколки хрусталя и поежилась.

Потом попятилась.

Нет, так не должно быть.

Похоже, что долгое использование таблеток повлекло за собой провалы в памяти – короткие, но достаточно глубокие. Иначе как объяснить то, что я сталкиваюсь с последствиями, не понимая, что именно к этим последствиям привело?

У меня задрожали руки.

Я бросилась наверх, в ванную, склонилась над унитазом и сунула два пальца в рот.

Чтобы вызвать тошноту, потребовалось ровно двадцать секунд. Хоть бы лекарство еще не успело раствориться и всосаться в кровь!

Приняв душ и закутавшись в пушистый халатик, я спустилась вниз и налила себе холодной воды из крана.

Конечно, лучшее и самое разумное – взять эти чертовы пилюли, как из сумки, так и из тайника в спальне, подняться наверх, высыпать в унитаз и нажать на слив.

И мне хотелось так поступить, очень хотелось, но чем ярче рисовалась в голове эта картина, тем четче проступало понимание: не сейчас.

С того дня, как не стало Эндрю, только они и спасали меня от цунами боли и горя, стремившегося обрушиться и погрести под собой.

Я поднесла стакан к губам и залпом выпила воду, понимая, что не могу так просто взять и отказаться от своих единственных защитников.

Сначала нужно приучить себя к этой мысли.

Набраться сил.

А то вдруг получится так, что таблеток больше не будет, как и способности полноценно функционировать без них? Что тогда?

Конечно, уже сейчас я стыжусь называть себя матерью, но родительские функции исполняю, почти всегда. И лучше уж так, чем оказаться запертой в какой-нибудь психушке, пока моя девочка будет вынуждена справляться с жизнью без меня.

Нет, нельзя пока избавляться от таблеток.

Они – страховка.

Но и злоупотреблять тоже нельзя, ведь тогда их разрушительная сила проявит себя во всей красе.

Дверь персонального ада захлопнулась за мной.

В понедельник утром я помогала чрезмерно тихой дочери надеть пальто.

– Что стряслось, котенок?

Эви отвернулась и промолчала, подтверждая догадки о том, что ей просто не хочется идти в школу.