Карен Макманус - Кузены [litres]

– Ну да, вы двое просто святые, – ледяным тоном говорит дядя Арчер, потом вдруг резко втягивает воздух и спрашивает: – С Фредом ведь случилось то же самое?! Он начал болтать лишнее, пытаясь свести все воедино, и Дональд снова «взял дело в свои руки»? Утопил старика на его собственном заднем дворе?

Арчер шагает вперед, и мне в шею немедленно упирается что-то твердое и холодное. Я поневоле тихонько вскрикиваю, и он застывает на месте.

– Не забывай, кто здесь контролирует ситуацию, – роняет Тереза.

Он поднимает руки.

– Я не двигаюсь, ладно? Но все ведь и так кончено. Вы должны понимать – на сей раз загнать джинна обратно в бутылку не получится.

– Да, вероятно. Однако позволю себе не согласиться – кончено еще не все. Вот в чем дело… – задумчиво протягивает она. – Пожалуй, Адам из троих самый худший. Об Андерсе никогда нельзя было сказать доброго слова, а Аллисон просто слаба. Но Адам… Я обожала этого мальчика. Всегда была на его стороне, когда родители начинали слишком давить. Все бы для него сделала! А он мог спасти моего сына, но даже пальцем не пошевельнул. Надо было только сказать: «Остановись!» – хоть тому, хоть другому. Они бы послушали. И Мэтт остался бы жив.

Я наконец понимаю, что имел в виду доктор Бакстер, говоря об отце. «Глупый мальчишка. Одно слово, и он мог бы все изменить». Меня вдруг охватывает сочувствие к стоящей рядом женщине, однако зловещий щелчок прямо возле уха тут же смывает все эмоции, кроме страха.

– Проблема в том, что Адам недостаточно страдал, – напряженным голосом говорит Тереза. – Он не знает, что такое потерять ребенка.

У дяди Арчера тревожно округляются глаза:

– Тереза, нет!

– Что еще мне делать с дочерью Адама? Просто отпустить ее? Как он отпустил моего сына?

Я в панике хватаю ртом воздух. Пробегает мысль – кажется, пахнет бензином. Или это дым?

– Вы злы на нашу семью, я понимаю. И у вас есть на то причины. Но если хотите свести счеты – сведите их со мной. Не с Обри, – убеждает дядя Арчер. Он прижимает руки, которые держал поднятыми, к груди, будто обозначая мишень. – Выместите все на мне. Я тоже там был. Мог что-то сделать, но не сделал. Как и за всю свою чертову жизнь.

– Не надо, – едва выговариваю я. Сердце у меня бьется почти в горле.

– Кайла говорила, что ты не знал, – резко бросает Тереза. Запах дыма чувствуется все явственней. – Или все-таки знал?

Глаза Арчера мечутся между ней, пистолетом и мной, в конце концов останавливаясь на мне. Напряженное выражение на лице смягчается. У меня сжимается сердце, а потом грудь вдруг переполняется теплом. Этот взгляд, который я никогда не видела прежде… Отцовский взгляд.

– Знал, – просто говорит дядя.

Все происходит с молниеносной быстротой. Пистолет отрывается от моей шеи. Рука Терезы перемещается, и я реагирую почти рефлекторно, изо всех сил толкнув ее плечом. Она теряет равновесие и летит на пол. Оглушающий звук выстрела наполняет комнату, кто-то вскрикивает. Мой локоть пронзает острая боль, когда я падаю сверху. Снова раздается крик. На полу возле меня растекается красная лужица, но я выворачиваю шею, отчаянно пытаясь разглядеть дядю Арчера.

– Обри! – Он оказывается прямо надо мной, в одной руке пистолет, и я от облегчения чуть не теряю сознание. – Ты ранена?!

– Вроде бы нет… – Я поднимаюсь с Терезы – та стонет, лежа неподвижно. Ее левая нога окровавлена, по полу растекается лужа крови. Лицо спрятано в сгиб локтя, дыхание тяжелое. – Кажется, я ее ранила.

– Она сама себя подстрелила, – мрачно отвечает Арчер. – Надо вызвать помощь. У тебя есть телефон?

– Мой сел.

Я встаю. Действие адреналина постепенно отпускает, и запах гари наконец ощущается уже в полную силу. Снаружи за стеклами стоит зыбкое дымное марево.

«Пола, разожги, пожалуйста, огонь в южной гостиной», – сказала Тереза, отсылая сестру. Я делаю шаг за порог и выглядываю в коридор. До меня откуда-то доносятся треск и шипение. Мокрый пол блестит. «Ты уверена, Тесс?» – «Абсолютно».

– Здесь что-то не так, – говорю я.

И в этот момент коридор охватывает пламя. Я отшатываюсь.

– Господи! – выкрикивает дядя Арчер. – Надо выбираться! Вставайте!

Он склоняется над Терезой, пытаясь поднять ее. Та протестующе стонет, и он подхватывает ее на руки. Она безвольно повисает, как тряпичная кукла.

– Обри, на лестницу! Слева от тебя!

– Здесь не выбраться!

Все вокруг меняется в мгновение ока. Огонь повсюду, пляшущие языки пламени охватывают холл внизу. Дым вздымается клубами. Кашляя, со слезящимися глазами, я выскакиваю обратно на террасу.