Ольга Пустошинская - Перстень с чёрным агатом

Внезапно меня осенило, что-то щёлкнуло в голове.

— Успокойся, сейчас объясню.

— Ну-ну, валяй! — не спускал с меня потемневших глаз Макаркин.

— Подними кольцо… денег стоит, между прочим.

Я сел за стол, налил себе в стакан минералки и начал:

— Когда мы раскопали могилу, а потом спали в лесу… помнишь? Тогда мне и приснилась старуха Мельникова. Она сказал, что беда будет, надо отдать перстень Анке. Я не знаю, кто такая Анка, но подумал, что дочь.

— И ты украл и отдал ей?

— Нет, ничего не отдавал.

Прозвучало искренне, потому что и в самом деле не отдавал. Пытался, но ведь не отдал.

Игорь сверлил меня взглядом, он и верил и не верил. Потом тяжело вздохнул и отвёл глаза.

— Мельникова называла свою дочь Анкой. Не Аней и не Анной, а вот так. И когда ты сказал, то… в общем, извини, Глеб.

— Да ладно, ерунда. Забыли.

Я переоделся и пошёл колоть дрова для печки. Махал топором, разбивал поленья — монотонная работа успокаивала — и вспоминал бешеные глаза Игоря. И жалел, что не догадался прикопать перстень в могилу Мельниковой.

Анна Никитична развела в тёплой воде немного стирального порошка, протёрла рамы, затем стёкла с обеих сторон. Тщательно, до скрипа вытерла скомканной газетой.

— Погода-то какая стоит… душа радуется!

Старуха Клавдия будто не услышала и ответила невпопад:

— Умру я скоро, Анка.

Та обернулась и растерянно посмотрела на мать, бессильно опустила руки. С тряпки на пол закапала мутная вода.

— Видение было?

Мельникова погладила кончиком пальца перстень, вздохнула:

— Он молчит о смерти, жалеет или что… Сама знаю.

— Мнительная ты, — покачала головой Анна и подумала: «Да с чего ей умирать? Здоровье как у молодой, без очков сидит шьёт, даже морщин почти нет. Может, кольцо её бессмертной сделало?»

— Не-ет… Бессмертен Бог и Ангелы, — ответила мать.

— Не читай мои мысли!

— Так они сами читаются… Дом продай и поезжай к себе. Спасибо, помогла ты мне. Досмотрела, не бросила. — Старуха сняла перстень, положила на ладонь и сказала: — Прими, Анка, из рук в руки прими.

Анна испуганно молчала. Давно она ждала этого разговора, много раз мысленно отвечала, приводила доводы, а сейчас растерялась. Сколько помнила себя, всегда в их доме толпились люди. Летом ждали на улице, рассаживаясь на лавке и вынесенных табуретах, в холода томились в сенях и узкой прихожей. Страждущие не знали ни выходных, ни праздников. Мать никому не отказывала. Она могла стать очень богатой, но не стала; за помощь брала гостинцы, редко — деньги, если очень настаивали.

— Не могу… такая ответственность… — пробормотала Анна.

Мать погрустнела, опустила плечи.

— К плохому человеку колечко попадёт — беда будет, ой какая беда… Но нет так нет. Потом ещё спрошу, авось передумаешь. Не примешь — со мной схорони. Тайно, чтоб никто не знал.

— Всё сделаю, не беспокойся.

…Обманутая старость как будто спешила наверстать своё за прожитые годы. Прошёл месяц, Клавдия сильно сдала: похудела и сморщилась, по утрам с трудом вставала с кровати и едва ковыляла по дому на негнущихся ногах. В один из дней она едва не упала с высокого крыльца, и дочь совсем запретила выходить из дома. А потом Мельникова слегла окончательно.

Как-то под вечер старуха слабым голосом подозвала Анну:

— Анка, поди сюда… сядь.

Сняла перстень с тонкого, как палочка, пальца и протянула на ладони.

— Нет-нет, что ты, я не могу… боюсь.

Старуха увидела округлившиеся от страха Анкины глаза и отступилась.

— Не хо-очешь… Что же, неволить не стану… Помни, что раньше говорила: кольцо не продавай, хоть какие деньги предлагать станут… Сделай, как условились. — Долго смотрела на заходящее солнце, на небо, на зелёную берёзу, что росла у забора и слабо улыбнулась: — Хорошо… летом и умирать хорошо… не замёрзну в своей домовине. Иди, Анка, я отдохнуть хочу.

Ночью Мельникова умерла. Анна Никитична перекрестилась, сняла с руки матери перстень и заперла его на ключик в ящик комода.

Она была уверена, что сохранила тайну, что никто не видел, как незаметно надела на палец покойницы кольцо и прикрыла накидкой. А что сунулся к гробу Женька, внук соседки, Анна оставила без внимания.

Николай ждал у остановочного павильона. В три затяжки палил сигареты, бросал окурки под машину и нетерпеливо поглядывал на змейку грунтовой дороги. Мелькнула зелёная майка, лысый разглядел мальчишку и пробормотал: «Наконец-то…»