Анатолий Эльснер - Железный доктор

– Успокойтесь, пожалуйста, – произнес я шепотом и начал проводить рукой по ее волосам.

Она смотрела на меня с видом очарования и вдруг поднялась, точно наэлектризированная:

– Я не боюсь ее, когда вы со мной, но если вы пойдете против меня в союзе с этой женщиной… я умру.

Она выбежала из беседки в страшном волнении. Что, однако, означали ее слова? Можно было подумать, что она с проницательностью сомнамбулки прозревает сердца и видит грядущее. Озабоченный этим, я направился к поджидавшей меня княгине.

– Пойдемте дальше, Георгий Константинович, дальше, дальше, чтобы нас не видели ничьи глаза. Говорю вам – ревность моего мужа переходит всякие пределы. У этого Отелло есть и свой Яго – старая грузинка, которую вы так не любите. Идемте, вот сюда.

Говоря таким образом, Тамара быстро шла по аллее сада, и, идя сзади, я имел возможность любоваться ее высокой гибкой фигурой, перехваченной в талии золотым поясом, ее горделивой головой, над которой вздымалась целая корона черных волос. «С такой женщиной хорошо идти по пути жизни, взаимно разделяя чувство презрения к людям и время от времени утопая в роскошной чувственности. Путь к ней загородили три камня, которые надо сбросить в пропасть».

– Сядемте тут, здесь нас никто не услышит.

Она села на ветхую скамейку, обросшую мхом. Внизу у наших ног расстилалось маленькое озеро, голубоватая вода которого была так прозрачна, что в ней, как в зеркале, отражалась возвышающаяся отвесной стеной гора с тополем, шелестящим на ее вершине. Пролетающие над нами коршуны и орлы отражались в воде быстро проходящими тенями.

– Как здесь хорошо – не правда ли?

Я безмолвно согласился с ней легким наклонением головы и нарочно начал вопросительно смотреть на нее, как бы спрашивая объяснения, зачем она меня сюда привела. Я видел, что мое равнодушие ее раздражало. Этого я и хотел.

– Мой милый друг, мы с вами видимся в последнее время очень часто, мы так сблизились в короткое время, точно знакомы целые годы, мы понимаем друг друга с первого слова, да и без слов, кажется, понимаем. И все-таки эти полунамеки, эти фразы, высказываемые загадками, вызывают невольную мысль, что мы точно опасаемся друг друга. И я должна согласиться – иногда вы мне кажетесь загадкой.

– Но вы никогда не казались мне загадкой, Тамара Георгиевна. Ваша душа для меня открытая книга, и мне все ясно.

– Пожалуйста, оставьте вашу таинственность. Она меня начинает утомлять. Ну, что же ясно вам?

Надо было ее окончательно рассердить: этим способом легче всего заставить женщину высказать свои истинные чувства.

– Милая княгиня, мне ясны два обстоятельства: ваша идеальная, святая любовь к старому ревнивому мужу, что, конечно, очень добродетельно и заслуживает всякой похвалы, и ваше материнское попечение, безграничная нежность к его двум больным детям.

Чудное лицо княгини вспыхнуло интересным румянцем, и, нахмурив черные брови, она поднялась с камня с видом самой величавой ярости:

– Кандинский, вы сами мне предложили быть моим истинным другом, между тем вы говорите с язвительной насмешкой, как мой враг.

– Княгиня, – начал я, стараясь воспроизвести ее интонацию и ее величавый гнев, – я повторяю только ваши собственные слова о любви к мужу и детям, которые вы мне упорно повторяли.

– Но, голубчик мой, мне казалось, что вы всегда догадывались, что мои слова надо понимать поборот.

– Хорошо, княгиня, – проговорил я очень серьезно, – я припомню все ваши слова и все это переставлю вверх ногами.

Она с сдержанным гневом глухо проговорила:

– Я слишком горда, чтобы выслушивать слова, которые произносятся с рассчитанной иронией. После этого нам остается одно: расстаться.

Она бросила вызов, мне оставалось только принять его.

Я поднялся, сохраняя самый равнодушный вид:

– Расстанемся…

И сделал несколько шагов.

– Кандинский, да куда же вы?!

– Исполняю ваше желание, княгиня.

– Ужасный человек!.. Да садитесь, садитесь, надо же нам хотя объясниться, прежде чем окончательно рассориться.

Я сел, и так как воцарилось томительное молчание, то, опустив голову, начал концом палки чертить карикатуры на ее мужа и детей.

– Как это, право, вы сидите с молодой женщиной с таким холодным видом? Я вижу, что и душа ваша – лед.

Ее голос звенел досадой. Это мне нравилось; но, не подымая головы, я продолжал чертить.

– Княгиня, говорить с женщиной…

Она меня колко перебила:

– Беглыми заметками из области анатомии – слушать скучно.