Жан-Кристоф Гранже - Черная линия

Сочиняя письмо, Марк дрожал от возбуждения. Если он будет и дальше продолжать в том же роде, если не допустит ошибок, он получит настоящую исповедь — в этом он был уверен. На пороге смерти убийца расскажет ему все. Тогда, может быть, он поймет природу преступного импульса. Он увидит черную вспышку.

Он составил текст за полчаса. Редактура и запись рукой Элизабет заняли еще столько же. Теперь все шло легче — и сочинение послания, и рукописный текст… Как и в предыдущих случаях, он снял копию на своем факсимильном аппарате. Для личного архива. Потом он посмотрел на часы — одиннадцать тридцать.

Марк снова побежал к почтовому отделению на улице Сен-Лазар. По субботам почта закрывалась в полдень. По дороге он вспомнил встревожившие его строчки письма, несколько испортившие его радость: «Только проникнув под вашу плоть, я пойму, смогу ли я выслушать вас, приблизиться к вам…» Если такие вещи пишет обычный человек, это просто странно. Но когда речь идет об убийце, способном двадцать семь раз вонзить нож в тело женщины, есть все основания понимать формулировку буквально.

К счастью, чудовище находится за решеткой. Через несколько месяцев его казнят. Так что Mapку предстоит вести жесткую игру, чтобы вырвать у него все его секреты.

Переступив порог почтового отделения, он вздохнул с облегчением. Когда он отдал свое письмо служащей и попросил отправить его экспресс-почтой, то ощутил даже нечто вроде опьянения. Он преодолел новый рубеж. Новое давление, новый риск…

Служащая спросила:

— Вы что-то сказали?

Марк отрицательно помотал головой, но его выдали губы. При мысли о предстоящем погружении в бездну он прошептал: «Берегись обморока».

Среда, второе апреля 2003 года, столовая тюрьмы в Канаре. Уже две недели они имели право смотреть выпуски теленовостей о войне в Заливе — какие-то нереальные ночные кадры. Лепестки света. Букеты пороховых вспышек. Огненные борозды на фоне зеленоватого неба. С проиракскими комментариями, ограничивавшимися выражением естественной солидарности между мусульманами. Находившиеся в тюрьме воспринимали эти события как нечто далекое и неясное. Никому не было до них дела.

Но в этот вечер все было по-другому.

На экране вдруг появились пугающе близкие картины.

Человек с лицом, скрытым врачебной маской, в хирургических перчатках, одетый в мешок для мусора в качестве защитного комбинезона, тщательно мыл вестибюль какого-то здания. Комментатор уточнил, что речь идет о жилом комплексе в Кулуне, в континентальной части Гонконга, где более двухсот пятидесяти семей были помещены в карантин.

Заключенные, собравшиеся в столовой, смотрели на экран молча, словно им показывали начало конца света. Жак Реверди, стоявший в глубине помещения, также наблюдал за этой сценой, в тысячный раз задаваясь вопросом, нельзя ли извлечь какую-то выгоду из атипичной пневмонии. Его инстинкт бойца подсказывал, что эта ситуация могла сыграть ему на руку. Но каким образом?

Разговоры об этой болезни шли уже около двух месяцев. Все началось с рассказов китайцев о том, что в Гонконге и в южнокитайской провинции Гуандун вспыхнула эпидемия смертельного гриппа. Постепенно выяснилось, что этот грипп на самом деле представлял собой необычную пневмонию, «атипичную», как писали газеты. В марте появились официальные сообщения: в Гонконге и Кантоне распространяется пневмония неизвестного происхождения, очень заразная, унесшая жизни сотен человек. Зараза распространялась также в Юго-Восточной Азии. Сообщалось о смертельных случаях во Вьетнаме (в Ханое), а также в Сингапуре, стране, граничащей с Малайзией.

Тюрьму быстро охватила паника. Для начала сами заключенные подвергли «карантину» китайцев. Никто не подходил к ним, словно вирус уже поразил их всех. Потом у заключенных стали проявляться признаки заболевания. Температура, потливость, кашель… Природа этих симптомов была чисто психологической, но медицинские маски уже ценились на вес золота. Так же как и традиционные китайские снадобья, амулеты, уксус…

А поступавшая информация становилась все более тревожной: весь мир бил тревогу. Судя по описаниям, болезнь развивалась стремительно. Она убивала за несколько дней, не оставляя возможности для лечения. А чтобы подхватить ее, достаточно было крохотной капельки зараженной слюны или пота.

Реверди не желал волноваться по этому поводу. В своих путешествиях он повидал достаточно болезней. Он сталкивался с проказой, с чумой и со множеством других заразных заболеваний. К тому же он все равно был приговорен. И, тем не менее, он признавал, что новости не внушали оптимизма. Его поражало, что тюремные власти допускали распространение подобной информации. Каждый был уверен: если атипичная пневмония проникнет в тюрьму, за несколько недель все ее обитатели перемрут. Канара превратится в чудовищный могильник.