Сергей Яковенко - Омут [авторский текст]

В квартире было темно. Я окликнул жену по имени, но никто не отозвался. Дома никого не было. Ужином тоже не пахло.

Набрал Машин мобильный, но связи не было. Предположив, что они с Юлькой после сада могли зайти в магазин за покупками, я отбросил тревожные мысли и решил подождать. За год скопилось довольно много различных находок, которые давно хотелось почистить и привести в более-менее приглядный вид. Я занялся их очисткой, рассчитывая таким образом убить время и дождаться своих.

Зазвонил мобильный. Почувствовал облегчение, и, будучи уверенным, что звонит Маша, посмотрел на входящий номер. Звонили со стационарного…

– Здравствуйте, – официальным тоном поздоровался со мной незнакомый мужской голос.

– Здравствуйте, – немного растерянно ответил я.

– Старший оперуполномоченный Ленинского районного отделения Литвинов Олег Владимирович, – отчеканил тот и сухим, железным тоном поинтересовался, – С кем я говорю?

Сердце екнуло, предательски забарабанив в груди. Мельком заметил, что волноваться-то мне не из-за чего. Я вполне законопослушный гражданин и проблем с законом не испытывал даже во времена бесшабашной молодости. Откуда же эта…? Мысли о том, что звонок может касаться Маши и Юльки я даже близко не подпускал к себе. Хотя она, конечно же, первая пробралась в голову. Я просто гнал ее. Гнал подальше.

Я представился.

– Скажите, вам знаком телефонный номер… – он продиктовал мне номер Маши и я даже на некоторое время успокоился. Маша потеряла телефон, и он как-то попал в милицию!

– Да, это телефон моей супруги. А в чем…

Договорить я не успел, милиционер меня перебил:

– Мне очень тяжело это говорить, – он сделал небольшую паузу, за которую я в тот момент готов был его убить, – Но ваша жена и ребенок погибли. Они переходили дорогу на пешеходном переходе…

Я его не слышал. Ничего не слышал. Просто стоял и смотрел в одну точку. Я оказался в вакууме, в космосе, в невесомости. Очень хотелось проснуться. Я ему не верил! Он мог ошибаться… Да конечно он шибается, и они все еще живы! Хотелось вдохнуть, но я не смог.

Я сел на пол и завыл. Не заплакал. Я выл, как собака. Мычал, стонал. Не кричал, не плакал. Выл и стонал. Без слез. И Фил, который сидел рядом и смотрел на меня, наверное решил, что я сошел с ума. Навсегда.

Дальше был сон. Самый кошмарный и самый длинный сон в жизни. Он длился многие дни, недели, месяцы… Много незнакомых людей, опознание, родственники, которые суетились, плакали, соболезновали, утешали, снова соболезновали… Завешенные простынями зеркала в квартире, кладбище, слезы. Много слез. Могилы, кресты, надгробия, первый мокрый снег и грязь под ногами. Тела, лежащие в деревянных коробках около свежевырытых могил. Одно маленькое, другое – побольше. Восковые лица жены и дочери, совсем не похожие на себя. На эти лица падал снег и не таял. Удары земли, падающей на крышки гробов. Поминки. За всем этим я наблюдал, не принимая совершенно никакого участия. Как будто меня не было вовсе. Будто я умер вместе с ними. Меня всюду водили под руки, усаживали, вливали в рот водку. Я часами мог сидеть в одиночестве и ни о чем не думать. Абсолютное, полное отрешение.

Каждый день после похорон ко мне приходил Леха и просто сидел рядом. Молча. Иногда что-то говорил, но я не помню что именно. Затем врачи. Кажется, возникли какие-то проблемы с ногами. Они, почему-то, сильно отекали. Меня заставляли двигаться, и я двигался, пока заставляли.

Моя мама переживала потерю внучки и невестки не менее болезненно. Леха рассказывал, что ее увезла скорая в кардиологию. Он навещал ее в больнице несколько раз. Она просила, чтобы он не заставлял меня приезжать. Я и не ездил.

Неделю спустя крепко запил. Пил много и постоянно. Это не приносило особого облегчения. Да я его и не искал. Просто пил и все. Без причины. В первые дни запоя Леха составлял мне компанию, но спустя неделю я продолжил пить уже в одиночестве. И продолжал, пока не закончились деньги.

Протрезвев, стал в каждой детали своего жилища замечать напоминания о жене и дочери. Фотографии на стенах, рисунки на обоях, оставленные маленькими Юлькиными пальчиками, запах Машиных духов, сохранившийся на ее одежде, длинные светлые волосинки, затерявшиеся в нестиранной уже два месяца постели, игрушки, разбросанные по детской комнате и до сих пор никем не убранные, рисунок маленького щенка с надписью «папин друг».

Я сорвал с потолка люстру, срезал висевшую на балконе бельевую веревку и закрепил один ее конец на крюке, вкрученном в потолок. Делал я это так, будто занимался чем-то обыденным, повседневным. Страшно не было. Абсолютно. Потому что уже считал себя мертвым. Я умер первого ноября, и умереть второй раз уже просто не мог. Оставалось всего лишь исправить небольшую досадную ошибку – остановить сердце, которое сопротивлялось реальности и упорно продолжало биться.