Вероника Орлова - За зеркалами

— Ты говоришь, при нём.

— Да, — кивнула, а перед глазами появилась виновато опущенная голова молодого полицейского, — он отлучался в туалет ненадолго. Его не было минут пять-десять, не больше.

— Разница во времени в два раза — довольно ощутимая.

— Это разница в пять минут, Натан, — устало откинулась на спинку стула. Странно, стоило ему отпустить мою руку, как на плечи сразу навалилась вся усталость последних дней. Словно именно он удерживал её, не позволяя прогнуться под этой ношей.

— Но это же не всё?

— Откуда это у тебя, Дарк?

Спросила неожиданно для себя же самой. Спросила и тут же прикусила язык, когда он словно встрепенулся и подался назад, испытующе смотря в моё лицо.

— Что «это»?

— Умение читать эмоции, умение угадывать мысли других людей. Откуда эта проницательность у того, кому, по сути, плевать на людей вокруг себя?

— Это самый важный навык, без которого не выжить на улице, моя девочка. Не продержаться и недели там, где кусок хлеба для одних значит гораздо больше, чем в иное время миллион долларов для других. А может, ты всё же хотела спросить, как я «читаю» тебя, Ева?

Он произнёс это слово, это проклятое «читаю» настолько двусмысленно, что меня в очередной раз словно жаром обдало. Порывом муссона, от которого, кажется, загорелась кожа. Всего одно слово — и такая бешеная, неуправляемая реакция на него.

— На самом деле, — его голос становится опасно низким, каким-то гортанным, — я бы тебя не только прочёл. Я бы тебя рисовал, потом стирал бы доооолго и с удовольствием, чтобы писать. На тебе. Писать тебя.

Нервные мужские пальцы снова ласкают мою ладонь. Поглаживают почти невесомыми круговыми движениями, пробуждая сотни мурашек, оплетающих тонкими нитями паутины соблазна. Волна жара в низу живота заставляет закрыть глаза, представляя все эти грязные картинки, что вспыхивают в голове, что он вызывает в моей голове.

— Прекрати!

Сквозь марево наваждения его голосом и теплом его кожи. Не сдержавшись. Потому что нельзя позволять ему вести. Нельзя позволять ему снова и снова выбивать почву из-под моих ног своими намёками, так похожими на самые сладкие и самые грязные одновременно обещания…нельзя.

— Почему?

— Потому что я тебе не верю, Натан Дарк.

Тёмный взгляд опасно прищурился.

— Потому что я знаю, что накануне смерти Кевина твой брат сошёл с поезда в нашем городе, а ты…ты почему-то утаил это от меня.

И снова холод из его глаз расползается по всей комнате, подбирается всё ближе, к моим рукам, чтобы подобно корке льда покрывать кожу, которая только секунды назад горела в его адском пламени. Нечеловеческое свойство — вот так вот переключать собственные эмоции. Мгновенно. Из огненного безумия в хладнокровное безразличие.

Словно на качелях рядом с ним. При этом и темп, и направление задает он один, раскачивая с такой силой, что сбивается дыхание и появляется сумасшедшее ощущение полёта, но только до тех пор, пока он вдруг резко не решит резко столкнуть вниз, так, чтобы колени в кровь.

— Я не помню, чтобы устраивался следить для тебя за своим братом.

— Верно, — кивнула ему, — но зачем тогда каждый раз просить довериться тебе?

— А разве ты доверяешь? — усмехнулся, — нет и не будешь. Ты подозреваешь моего брата…возможно, даже подозреваешь меня в том, что я покрываю его, но при этом рассказываешь мне про наблюдения Франко? Зачем, Ева? Чьи границы ты пробуешь? Свои или мои?

— Мы, кажется, договаривались о взаимопомощи.

Он рассмеялся. Холодно рассмеялся. Одними губами. В глазах всё тот же чёрный лёд, непробиваемый и крепкий.

— Ну, конечно. Именно поэтому ты посодействовала тому, чтобы по-новой начали расследовать смерть Дэя?

— А разве наш договор распространялся на дело твоего покойного отца?

— Он мне не отец!

Прорычал низко и угрожающе, настолько резко склонившись ко мне через стол, что я со всей силы сжала пальцами кружку, чтобы не позволить себе отпрянуть назад.

— Что такое, Натан? Что из себя представлял этот мужчина, что один его сын не хочет признавать своё родство с ним, а второй не скрывает своей радости по поводу его смерти?

— В наш договор не входил ни Крис, ни члены его семьи.

Всё с тем же предупредительным грудным рычанием, сквозь которое прорывается еле сдерживаемая злость.

— Ошибаешься. И если ты на самом деле так заинтересован в поимке убийцы, если всё это для тебя — не просто способ увеличить свою власть в определенных кругах, если твои слова о ненависти к этому ублюдку Живописцу — правда, то ты должен быть откровенен со мной.