Эрика О'Роурке - Диссонанс

Я уперлась лбом в плечо Саймона, почувствовав, что его мышцы напряжены. Он был как натянутая струна.

– Прости. Мне очень жаль…

– Не извиняйся. – Интонация, с которой были сказаны эти слова, заставила меня поежиться. – Тогда какой во всем этом смысл?

По телу у меня побежали мурашки. Там, на складе спортинвентаря, Саймон говорил, что Путешествия – нечто поразительное. Там он считал, что и я сама была поразительной.

«Я не могу понять, что ты за человек, а мне этого хочется». Теперь, похоже, Саймон во мне разобрался, и я перестала быть для него загадкой. И той девушкой, которую он когда-то целовал под дождем и в своих снах, тоже. Выходит, я являлась для него лишь средством для достижения определенной цели?

Но ведь и я ничем не лучше. Я использовала свой дар Путешественника, чтобы получить то, чего не могла добиться обычным путем.

– Какой смысл в этих ваших Путешествиях, если вы не можете спасать людей? Делать мир лучше?

– Путешественники верят, что целостность Главного Мира – самое важное. Это – нечто вроде ствола огромного старого дерева, а остальные миры – его ветки и молодые побеги.

– Значит, весь мир – дерево. Здорово. Очень экологично.

– Если одна из ветвей повреждена или больна, это ведет к ослаблению дерева. Если таких случаев слишком много, дерево может погибнуть. Поэтому мы стараемся компенсировать ущерб, не допускать распространения заболевания. Иногда это означает, что мы вынуждены позволять свершиться негативным событиям.

– Чушь собачья. Речь идет о моей матери . – Саймон снова взял мои руки в свои. Я почувствовала, что вот-вот разрыдаюсь – такое отчаяние прозвучало в его словах. – Ты сказала, что лекарство может ей навредить, даже ее убить. Значит, этого может и не случиться. Это все равно лучше, чем то, что с ней происходит сейчас. Пожалуйста, Дэл.

– Я не могу.

– Можешь . Ты ведь постоянно нарушаешь правила. Ты сделала это сегодня, когда рассказала мне о Путешественниках. Почему не сделать это еще раз, если это может принести кому-то реальную пользу?

Я почувствовала, что вот-вот сдамся, – горе, звучавшее в каждом слове Саймона, поколебало мою решимость. Мой взгляд упал на ноты написанной нами композиции. Основную ее тему Саймон позаимствовал у одного из своих отражений. Это еще раз напомнило мне об ошибках, которые я наделала, – если только это можно было назвать ошибками. Я покачала головой, поняв наконец то, что мне часто говорили родители, пытаясь меня вразумить.

– Мне правда очень жаль, Саймон. Даже если что-то возможно, это не значит, что мы должны это делать.

Если ты прямо говоришь своему парню или тому, кто почти стал твоим парнем, что не станешь спасать его смертельно больную мать, это может разом испортить ваши отношения. Саймон ушел через несколько минут после нашего разговора. Он выглядел оскорбленным, разочарованным и не смотрел мне в глаза.

Я не могла винить его за это. Но его реакция меня тоже несколько разочаровала. Я всерьез задумалась над тем, не совершила ли я ошибки, доверившись ему.

– Дэланси! – позвал Монти из кухни через несколько секунд после того, как Саймон покинул дом, довольно сильно хлопнув дверью.

– Только не говори мне, что ты опять проголодался.

Сидя у барной стойки, дед наигрывал на воображаемом пианино воображаемую мелодию.

– Ты ведь рассказала ему про нас, так?

У меня не осталось сил для того, чтобы врать и изворачиваться.

– Он видел, как я перехожу из Главного Мира в параллельный. У меня не было выбора.

Брови Монти, похожие на две мохнатые белые гусеницы, вздернулись кверху.

– Быстро он ушел. Вы что, поссорились?

– Его мать очень больна. Он хотел, чтобы я доставила из параллельного мира лекарство для нее.

– Судя по выражению твоего лица, ты ему отказала.

Я взяла печенье, но так и не положила его в рот.

– А что мне оставалось делать? Ведь неизвестно, что из этого получится. Тем более при подобной аномалии, которая вызывает столько проблем. Он просто не понимает, что мы поставили бы на карту.

– А разве кто-нибудь понимает? Ты бросаешься словом «бесконечность», будто понимаешь, что это такое, хотя на самом деле не имеешь об этом ни малейшего представления. То же самое можно сказать и обо всех нас. Что бы ты ни думала о бесконечности, ты не в состоянии понять, что это такое. Она больше, чем твои самые смелые представления о ней. А люди имеют такое же смутное представление о своих способностях – и, надо сказать, весьма ограниченное.