К этому моменту окно в детской уже застеклили, и мы заказали сенсорные фонари для подъездной дорожки и внутреннего двора.
– Алло?
В трубке тихо.
– Алло? – повторяю. Внутри у меня плещется страх.
Тишина. Но нет, не совсем. Какой-то шорох. Дыхание.
Папа?
Я не произношу это слово. Не могу. И не только потому, что Марк слушает разговор. Я боюсь, что голос подведет меня. Что гнев, переполняющий мое сердце, гнев из-за того, как папа поступил с мамой – и со мной, – испарится, как только я заговорю. Что страх и ненависть, скопившиеся во мне за последнюю неделю, поддадутся под напором длившейся двадцать шесть лет любви.
Двадцать шесть лет лжи, напоминаю себе я, собираясь с духом и отгоняя преследующие меня воспоминания: как папа звонил мне сказать, что опаздывает, как поздравлял меня с днем рождения, уехав с дядей Билли в командировку, как уточнял что-то, как просил проверить, что нужно докупить, как напоминал поставить на запись очередную серию сериала «Планета Земля».
Я пытаюсь вызвать в памяти эти мгновения, но теперь, когда я знаю правду, они видятся мне в совсем другом свете. Как папа в приступе ярости бросил сделанное мной пресс-папье в стену, как выпивка помогала ему прожить новый день, как он прятал по дому бутылки, как бил маму…
Я не могу отключиться. Стою, словно врастая в пол, и прижимаю трубку к уху. Отчаянно хочу, чтобы он заговорил, и в то же время боюсь того, что он может сказать.
Он молчит.
Слышится тихий щелчок, и связь обрывается.
– В трубке молчали, – говорю я, возвращаясь в гостиную, когда Марк с любопытством смотрит на меня.
– Не нравится мне все это. Надо сообщить в полицию. Вероятно, они могут отследить звонок.
Могут ли? И хочу ли я этого? Мысли путаются в моей голове. Если полиция арестует папу, мы будем в безопасности. Мама будет в безопасности. Его подстроенное самоубийство откроется, и он отправится в тюрьму. У мамы тоже будут неприятности, конечно, но домашнее насилие может служить смягчающим обстоятельством. Женщины совершали и худшее в похожих жизненных ситуациях.
Но.
Может быть, папа звонил с телефона-автомата. И может быть, там есть камеры наблюдения. Тогда полиция отследит звонок, увидит изображение, поймет, что папа все еще жив, но не сможет его задержать. Может, его вообще так и не арестуют. Мамино сымитированное самоубийство откроется, а папа так и останется на свободе. И будет представлять для меня опасность.
– Да это просто из какого-то колл-центра звонили, – говорю я. – Я слышала операторов.
Похоже, что, когда начинаешь лгать, продолжать уже легче.
В восемь часов я получаю эсэмэску. По телевизору крутят какой-то старый фильм с Ричардом Брирсом, но мы с Марком на экран не смотрим – прокручиваем ленту новостей в «Фейсбуке», ставя лайки каждому второму посту. Мой телефон в беззвучном режиме, поэтому я просто вижу высветившееся сообщение, отправленное с номера, который я сохранила в списке контактов под именем «Анджела».
«Сейчас?»
Мое сердце стучит все чаще. Я смотрю на Марка, но он не обращает внимания.
«Я не уверена».
«Пожалуйста, Анна. Я не знаю, сколько еще смогу оставаться здесь, это опасно».
Я набираю еще одно сообщение, стираю, набираю другое, тоже стираю.
Как мне вообще в голову пришло привести маму сюда, чтобы познакомить ее с Марком? Она считается мертвой. Да, сейчас у нее другой цвет волос, она исхудала, выглядит старше. Но она все еще моя мать.
Он поймет.
«Прости, я не могу».
Я набираю сообщение, но, как только нажимаю плашку «отправить», раздается звонок в дверь, громкий и настойчивый. Я вскидываюсь, широко распахнув глаза от ужаса. Марк уже вскочил, и я едва поспеваю за ним в коридор. По силуэту в витражном стекле мне становится ясно, что это она.
Марк открывает дверь.
Если она и нервничает, то хорошо это скрывает.
– Вы, должно быть, Марк?
Он отвечает не сразу. Я становлюсь рядом с ним, хотя мне и кажется, что он услышит, как громко стучит мое сердце. Марк вежливо ждет объяснения, и я понимаю, что мне придется подыграть.
– Анджела! Марк, это мамина двоюродная сестра. Мы вчера случайно встретились, и она сказала, что хотела бы познакомиться с тобой и с Эллой, так что…
Я умолкаю. Вчера мы с мамой, гуляя по набережной, придумали эту историю, но сейчас она кажется нелепой, и меня тошнит от всей этой лжи, которую мы обрушиваем на Марка.
Но я лгу, чтобы защитить его. Я не могу позволить Марку оказаться причастным к преступлениям своих родителей. Я этого не допущу.
Читать дальше