Клер Макинтош - Позволь мне солгать [Litres]

В конце концов это оказалось легко. Никаких встреч анонимных алкоголиков, никакой психотерапии, никаких задушевных разговоров с друзьями.

Все дело было в тебе.

В выражении твоего лица. Я помню тот вечер: я бью тебя, ты падаешь на пол. Тогда это ничего для меня не значило – просто очередная ссора. Еще один удар. Только потом пришли воспоминания о твоем лице – о разочаровании, боли, страхе в твоих глазах. И с ними пришло понимание того, что выпивка заставила меня сотворить с тобой.

Нет. Это все только моя вина.

Мне очень жаль. Этих слов недостаточно, и уже слишком поздно, но мне правда очень жаль.

Я еду уже медленнее. Нужно сосредоточиться. Я перехватываю руль, сильнее вдавливаю педаль в пол.

Как до такого дошло?

Мне хочется вернуться в прошлое, исправить свои ошибки. Моя вина… Все время, пока мы жили вместе, мы оба думали только обо мне, и теперь посмотри, до чего мы докатились.

Что я делаю?

Я не могу остановиться. Все зашло слишком далеко.

Анна .

На заднем сиденье. Пригибается, пытается остаться незамеченной. Я вижу, как она приподнимает голову, выглядывает в заднее стекло. Пытается что-то увидеть – и не быть увиденной.

Тщетно.

Я не хочу ей вредить.

Но уже слишком поздно.

Анна

Я поворачиваюсь на сиденье. За нами несется новехонький «Мицубиси-Шогун», пока что он на расстоянии в сто ярдов, но разрыв сокращается. Окна автомобиля тонированные, я не вижу водителя.

– Это он? Это папа?

Я еще никогда не видела маму такой. Ее трясет от страха.

– Ты должна была выйти из машины. Я уговаривала тебя выйти из машины. – Она опять смотрит в зеркало, затем резко выворачивает руль, объезжая «лежачего полицейского».

У меня сосет под ложечкой.

– Не отвлекайся от дороги.

– А ты пригнись. Может, он тебя не заметил. Я не хочу, чтобы он знал, что ты со мной.

Я выполняю мамино распоряжение, как и всегда. Расстегиваю ремень безопасности, поджимаю ноги и наклоняюсь над автолюлькой Эллы. Мама совершает очередной резкий поворот, и я хватаюсь за дверцу машины, задеваю автолюльку. Малышка испуганно вскрикивает, и я пытаюсь ее успокоить, но мне кажется, будто у меня вот-вот разорвется сердце, а все мои «ш-ш-ш…» звучат куда истеричнее, чем плач моей доченьки. Под коленями у меня скапливается пот, ладони горячие и липкие.

– Не отстает! – Постепенно мамин контроль над ситуацией ослабевает, и ее маска спокойствия дает трещину, обнажая ту же безудержную панику, которая бушует сейчас во мне. – И приближается!

Плач Эллы усиливается, каждый вскрик все голосистее, словно малышка подстраивается под истерику своей бабушки. Одной рукой я держусь за ручку двери, второй цепляюсь за спинку водительского сиденья, а между ними – Элла, она вопит всего в паре сантиметров от моего уха. Звук ввинчивается в мою барабанную перепонку – и на время обрывается, пока малышка набирает воздуха в легкие, но в ухе у меня все еще звенит. Я достаю из кармана телефон, разблокирую экран. Нужно вызвать полицию, другого выбора нет.

– Быстрее!

Еще один резкий поворот налево, затем направо – и я теряю равновесие, валюсь на пол машины, роняю телефон, и его уносит под переднее сиденье, я не могу туда дотянуться. Мама вдавливает педаль акселератора в пол, и я забираюсь обратно на сиденье, цепляясь обеими руками за автолюльку, а затем приподнимаю голову – мне не хочется видеть моего отца, но я не могу не смотреть.

– Пригнись! – кричит мне мама.

Элла умолкает от неожиданности, затем, сделав глубокий вдох, снова начинает кричать.

В зеркале заднего вида я вижу, как слезы катятся по маминым щекам, и, точно ребенок, который плачет, когда его маме грустно, я тоже рыдаю. Это конец. Мы умрем. Я думаю о том, протаранит ли папа нашу машину или столкнет нас с дороги? Хочет ли он убить нас? Или намерен сохранить нам жизнь? Я готовлюсь к удару.

– Анна… – В мамином голосе звучит настойчивость. – В моей сумке… Когда я поняла, что меня нашли, я так испугалась, что я…

Еще один резкий поворот. Визг тормозов.

– Я не собиралась им воспользоваться… Это просто страховка. На тот случай…

Заминка в голосе.

– На тот случай, если бы он поймал меня.

Все еще полулежа на заднем сиденье и упираясь ступнями в противоположную дверцу, я открываю стоящую на полу сумку и роюсь в груде платьев, которые мама упаковывала всего пару часов назад. Кажется, что с тех пор прошла целая вечность.

Но тут моя рука отдергивается.