Клер Макинтош - Позволь мне солгать [Litres]

У меня звонит телефон, на экране высвечивается незнакомый номер.

– Мисс Джонсон?

Мюррей Маккензи. Я проклинаю себя за то, что взяла трубку, раздумываю, не сбросить ли мне звонок, а потом сказать, что связь была плохая…

– Я должен вам кое-что сообщить. Случилось кое-что… непредвиденное. Вы сейчас одна?

Я смотрю на маму.

– Нет. Я в машине. Моя… подруга за рулем, все в порядке.

Мама вопросительно смотрит на меня в зеркало, и я качаю головой, показывая ей, что это не важно. Она перестраивается на скоростную полосу, поддает газу. Скоро мы будем в безопасности.

Маккензи, судя по всему, не может подобрать нужные слова. Его предложения не вяжутся между собой.

– Да что случилось-то? – не выдерживаю я.

Мама переводит взгляд с меня на дорогу и обратно. Она волнуется за меня.

– Мне очень жаль, что я сообщаю вам такое по телефону, – говорит Мюррей. – Но я хотел как можно скорее поставить вас в известность. Сейчас у вас дома полиция. Боюсь, они нашли тело.

Я зажимаю рот ладонью, пытаясь сдержать крик. Марк!

Не нужно нам было уезжать. Не нужно было позволять ему столкнуться с папой один на один.

Мюррей Маккензи все еще что-то мне рассказывает – об отпечатках пальцев и степени разложения, анализе ДНК и предварительном результате опознания, и…

– Простите, что вы пытаетесь мне сказать? – перебиваю его я. Я не могу осознать его слова, услышанное не укладывается в моей голове.

– Мы не можем утверждать этого со всей точностью, но все указывает на то, что это тело вашего отца. Мне очень жаль.

На мгновение я ощущаю облегчение оттого, что нам больше не грозит опасность, но затем осознаю, что после нашего отъезда в доме оставался Марк.

«Я подожду здесь и позвоню в полицию».

Что, если папа явился в дом еще до приезда полиции? Марк сильный, он умеет за себя постоять. Может, он напал на папу? Или защищался?

– Как он умер?

Я пытаюсь понять, как давно «мицубиси» отстал от нас. Зачем папе возвращаться в Дубовую усадьбу, если он знал, что нас там уже нет? И даже если бы он помчался обратно на максимальной скорости, успел ли бы он доехать? Я смотрю на мамино отражение в зеркале. Она хмурится, слыша только половину диалога. Видимо, еще больше сбита с толку, чем я.

– Нам придется дождаться выводов судмедэксперта, но, боюсь, не остается сомнений в том, что его убили. Примите мои соболезнования.

Меня бросает в жар, к горлу подступает тошнота. Неужели Марк убил моего отца?

Самозащита. Наверняка он действовал из самозащиты. За это его не посадят в тюрьму, правда ведь?

Какая-то мысль кружит на краю моего сознания, пытается привлечь к себе внимание, словно ребенок, дергающий взрослого за руку: «Смотри, смотри!»

Следит ли мама за ходом моего разговора? И, невзирая ни на что, испытывает ли она хоть каплю скорби по поводу смерти человека, которого любила когда-то? В ее глазах в зеркале заднего вида только холод. Какие бы чувства ни связывали моих родителей когда-то, они давно угасли.

Мюррей все говорит, и я размышляю, а мама смотрит на меня в зеркало, и что-то такое я вижу в ее глазах…

– …пролежало в резервуаре отстойника по меньшей мере год, вероятно, дольше, – доносятся до меня слова Мюррея.

В отстойнике.

Это вообще не связано с Марком!

Я представляю узкий, похожий на колодец резервуар отстойника в саду Дубовой усадьбы, лавр в тяжелом горшке. Вспоминаю, как мама попросила меня сдвинуть горшок. Как она была одержима перепланировкой Роберта Дрейка – для нового фундамента нужно было выкопать отстойник.

Она знала. Знала, что он там!

В груди у меня все сжимается. Дышать становится все тяжелее. Я не свожу взгляда с мамы, и, хотя трубка по-прежнему прижата к моему уху, я не слышу ни слова из того, что произносит Мюррей.

И сама я лишаюсь дара речи. Я понимаю, что может быть только одна причина, по которой мама знала, что тело папы – в том отстойнике.

Это она спрятала его там.

Анна

Мама смотрит то на меня, то на дорогу, а я словно застыла, прижимая телефон к уху. Мюррей Маккензи все еще что-то говорит, но я уже не воспринимаю его слова. Перестроившись в другой ряд, мы опять обгоняем ту же пару в стареньком «опеле». Они все еще поют, все еще счастливы.

– Мисс Джонсон? Анна?

Я так напугана, что ничего не могу ответить. Может быть, мама не слышала, что сказал мне Мюррей? И не догадалась по моему выражению лица, что я услышала? Но ее взгляд говорит о другом.