Клер Макинтош - Позволь мне солгать [Litres]

– Ты этого не знаешь.

Знаю. Я перехватываю коляску и иду по дорожке, бросив Марка позади. Он догоняет нас с Эллой.

– Пожалуйста, Марк. Я просто хочу забыть о случившемся. Начать новый год с позитивной ноты.

Марк очень верит в «жизнь с чистого листа». Верит в возможность «написать новую главу жизни». Возможность «начать заново». Может быть, это свойственно всем психотерапевтам.

– Должен тебе сказать, мне кажется неправильным…

– Я хочу оставить в прошлом то, что случилось с моими родителями. Ради Эллы. – Я смотрю на малышку, чтобы скрыть выражение лица от Марка и подчеркнуть свою мысль, и в то же время меня охватывает чувство вины оттого, что я использую свою дочь для эмоционального шантажа.

Наконец Марк кивает:

– Я скажу им, что мы не станем выдвигать обвинения.

– Спасибо. – Мое облегчение отнюдь не наигранно. Я опять останавливаюсь, на этот раз чтобы поцеловать его.

– Ты плачешь.

Я отираю щеки.

– Наверное, слишком много всего навалилось. Рождество, Новый год, полиция… – «Мама», – хочется продолжить мне. Я стараюсь быть честна с Марком, насколько это возможно. – И я буду очень скучать по Анджеле.

– Вы много времени проводили вместе, когда ты была младше? Ты о ней никогда не говорила, я и не знал, что вы так близки.

В горле у меня стоит ком, подбородок дрожит, я изо всех сил сдерживаю рыдания.

– Так уж устроена семья. Даже если вы раньше особо не общались, однажды кажется, что всегда были вместе.

Марк обнимает меня за плечи, и мы медленно возвращаемся к Дубовой усадьбе, где мерцающие гирлянды над крыльцом знаменуют Новый год – и завершение этого ужасного, чудесного, невероятного года.

Мама в саду. Я открываю застекленную дверь, и она вздрагивает, на ее лице читается паника, пока она не начинает понимать, что это я. Мама без куртки, ее губы посинели от холода.

– Замерзнешь насмерть, – улыбаюсь я, но она не отвечает на мою улыбку.

– Я прощалась с розами.

– Я буду ухаживать за ними, обещаю.

– И подай протест против…

– Мам…

Она осекается, ее плечи поникают.

– Пора уходить.

Марк открывает бутылку шампанского.

– За Новый год!

Мы выпиваем по бокалу, и я едва сдерживаю слезы. Мама держит Эллу на руках – они так похожи, что я пытаюсь запечатлеть этот момент в своей памяти. Мне так больно. Если именно так чувствуешь себя, когда твой близкий человек постепенно угасает, то я теперь буду молиться о быстрой и неожиданной смерти. Пусть в какой-то момент у меня вдруг остановится сердце – остановится, а не медленно рассыпается на осколки в моей груди, как сейчас, когда боль рассекает его, точно трещины, бегущие по ледяной глади озера.

Марк произносит тост. О семье, воссоединении, Новом годе и новом начале – на этой реплике он подмигивает мне. Я пытаюсь поймать мамин взгляд, но она внимательно слушает Марка.

– Желаю вам в этом году здоровья, благополучия и счастья. – Он поднимает бокал. – С Новым годом вас, Анджела, с Новым годом, моя чудесная малышка Элла, с Новым годом, Анна, и я надеюсь, что в этом году ты скажешь мне «да».

Я с трудом растягиваю губы в улыбке. Сегодня он опять сделает мне предложение. Вероятно, в полночь, когда мама уже будет сидеть в поезде и ехать неведомо куда, а я буду скорбеть в одиночестве. Он сделает мне предложение… И я скажу «да».

А потом я чувствую какой-то запах. Едкую вонь, как от паленой пластмассы, бьющую в ноздри, царапающую горло.

– Что-то в духовке?

Марк медлит мгновение, но он тоже чувствует этот запах – и бросается в коридор.

– Господи!

Мы с мамой бежим за ним. Вонь в коридоре еще сильнее, под потолком змеятся черные клубы дыма. Марк пытается затушить подошвой обуви коврик у двери, и черные ошметки жженой бумаги вылетают у него из-под ног.

– О господи, Марк! – кричу я, хотя уже видно, что пламя погасло, а дым начинает рассеиваться.

– Все в порядке, все в порядке. – Марк старается сохранять спокойствие, но голос его куда выше, чем обычно, и он по-прежнему бьет подошвой по коврику.

Я понимаю, что вонь распространяется от жженой резины. Кто-то бросил в щель для писем горящую бумагу, которая, вероятно, погасла бы и без участия Марка. Она должна была напугать нас, а не стать причиной пожара.

Я указываю на дверь. Холодные градины пота катятся по моей спине.

Кто-то что-то написал на витражном стекле входной двери. Я вижу большие буквы, искаженные толстым стеклом.

Марк открывает дверь. Буквы написаны черным маркером.