Сергей Яковенко - Хроники кладоискателей

Вовка ничего не говорил, тяжело дыша. В утреннем свете его лицо имело совсем уж удручающий вид. Казалось, били не руками, а гантелей: глаз практически не было видно из-за гематом, нижняя губа разорвана, переносица съехала влево и была явно сломана, одно ухо стало тёмно-фиолетовым, оно распухло и неестественно торчало перпендикулярно голове. Засохшая бурая кровь, сплошным потоком застилала лицо.

Михалыч застонал, приходя в себя. Вовка взял двустволку, взвёл курки и вставил ствол тому в рот.

– Хватит! – вскакивая на ноги и выставляя вперёд ладони, закричал я, – Хватит, друг! Хватит…

На Вовкином лице сейчас сложно было разобрать какие-то эмоции. Колоссальную ярость выдавали лишь тяжёлое дыхание и дрожащие скулы. Михалыч окончательно пришёл в сознание и с ужасом глядел на чёрный ствол ружья, что-то мыча, хватаясь пальцами за молодую траву и отталкиваясь каблуками ботинок от скользкой почвы. Таким образом, он пытался отползти от разъярённого Вовки, но тот наступил ему на горло и глаза на разбитом лице Михалыча расширились.

– Друг, хватит смертей, – как можно спокойнее попросил я, но тот, казалось, меня совершенно не слушал, полностью поглощённый своей яростью и борьбой с желанием пристрелить врага. – Послушай, это уже не самозащита, это снова убийство, понимаешь. Остановись, прошу. Помоги лучше Олю освободить. А я пока его тут постерегу.

Я подошёл поближе и медленно положил руку на цевьё охотничьего ружья, глядя Вовке в глаза, очень аккуратно отвёл ствол от лица Михалыча.

– Всё нормально, старик. Всё закончилось. А она там боится очень, – продолжал уговаривать я, – Наверняка выстрелы слышала…

– Иди, – только и сказал тот, не отводя взгляда от Михалыча. Тот сплюнул на землю сгусток крови, ощупывая языком разбитые губы и раскрошившиеся зубы. Я показал Вовке пистолет:

– Нет, иди ты. Я за ним пока присмотрю. Ты уж извини, но тебя с ним не оставлю, остыть тебе надо, сам понимаешь.

Вовка, передал мне ружьё, снял ремень со штанов Михалыча и, рывком перевернув того на живот, крепко связал ему руки за спиной.

– Если хоть немного рыпнется, сразу стреляй. Не раздумывай! Просто жми на курок! Будешь думать – будешь мёртвым. Он бы точно не думал… Это та ещё мразь, – а, после небольшой паузы, добавил: – И не слушай его, если говорить что-то начнёт. Лучше пристрели или хотя бы выруби.

Я утвердительно кивнул, и тот, взяв у меня «Тулу», пошёл в барак.

– Ну, ты просто святой, земляк, – шипя сквозь выбитые зубы, выговорил Михалыч, лежащий лицом в траву, когда Вовкины шаги стихли, – Спасибо, что ли? – и с усмешкой добавил, – Только он всё равно нас убьёт. И меня убьёт, и тебя, само собой, тоже…

– Пасть закрой, – рявкнул я, как можно убедительнее.

– Ох! Вай, баюс, баюс! – рассмеялся тот, – Я даже не знаю, кого из вас бояться больше: киллера-алкоголика, который даже друга своего лучшего подставил, чтобы шкуру свою сохранить, или страшного землекопа, который штаны до сих пор не отстирал, после того, как от чертей по огородам бегал! – он залился искренним хриплым смехом, – Чё ты искал-то там, археолог? Небось, клад хотел втихаря откопать, пока спят все, да? Видели мы завещание, видели… Душевно! Мне даже стыдно немного, что я такое приключение омрачил своими меркантильными просьбами. Генчик, кстати, там после тебя чуток порылся и перстенёк золотой откопал! Кто знает, если бы не дед, может там и клад этот нашёлся бы, а?

Михалыч смолк, посмотрел в сторону барака и попытался перевернуться на бок, но я наступил на спину, не позволяя это сделать, и тот снова обратился ко мне, продолжая лежать лицом вниз:

– Ну, что, земляк? Долго мы с тобой так сидеть тут будем? А часики тикают… Друг твой ружьишко-то не разрядил! А ты, небось, даже внимания не обратил, да? – он снова засмеялся, – Всё ещё доверяешь своему корешу? Воистину, глупость человеческая не имеет границ. Ну, ты сам подумай, нахрена ему ружьё, если он всех тут уже перестрелял?

Я упрямо молчал, изо всех сил стараясь не поддаваться на провокации связанного пленника, хотя сомнения просто разрывали меня изнутри. А Михалыч всё продолжал точить напильником хлёстких доводов мою уверенность:

– Не знаешь ты его, видать, Серёженька. Совсем не знаешь… Зверь он, друг твой, зверь страшный, хищный! На нём трупов больше, чем на Чикатило. Семьями людей вырезал! – последняя фраза была произнесена полушёпотом с сильной интонацией.

– На тебе меньше, что ли? – не выдержав, огрызнулся я.