Влада Ольховская - Синдром Джека-потрошителя

– У меня такое ощущение, что вы меня тому самому маньяку и представите, – усмехнулся Леон.

– В некотором роде – маньяку своего дела, хотя эта женщина полностью вменяема. Поверь, когда-то мне пришлось оценивать это, так было нужно.

– Но как мне работать с ней, если ей нельзя верить?

– Верь всему, что связано с работой, в этом она не станет ни лгать, ни шутить. Но всему остальному не верь, начиная с того, что видят твои глаза. Я рекомендую тебе отказаться от любых ожиданий и не использовать привычные стереотипы в общении с ней. Я когда-то рассказывал тебе, что сами по себе стереотипы безвредны, они упрощают нам познание мира.

– Я помню.

– Так вот, она об этом тоже знает, поэтому она извратит любой стереотип, любой типичный образ, чтобы внушить тебе то мнение, которое ей выгодно. Подготовься к этому и просто не суди ее – вообще никак. Тогда, может, у вас и получится что-нибудь стоящее.

– Я не пожалею о том, что попросил вас об этом?

– Может, и пожалеешь, – пожал плечами Сергей Аркадьевич. – Но ведь и ты пришел ко мне не за обычным советом. Я спросил тебя, насколько опасен тот маньяк. Теперь я даю тебе человека, которого это не испугает. Тот, кто согласен лезть в сознание монстра, должен подготовиться к этому, и каждый справляется по-своему.

– Ладно, рассказывайте, что это за чудо-женщина.

Леон казался расслабленным, насмешливым даже, но Сергей Аркадьевич слишком хорошо знал его. Он чувствовал, что сейчас гость насторожен даже больше, чем когда вошел в этот кабинет.

Но это правильно. Леон должен понимать, насколько высоки ставки в игре, которую они с Дмитрием затеяли. Что любопытно, Дмитрий, со своими рыцарскими иллюзиями, вряд ли до конца поймет дракона, которого он взялся преследовать, а вот Леон может.

– Ее зовут Анна Солари, – сообщил Сергей Аркадьевич. – Но, прежде чем я расскажу тебе о ней, мне нужно убедиться, что ей самой это хоть сколько-то интересно.

Он ввел в телефон номер, который знал наизусть – потому что этот номер запрещено было хоть где-то сохранять. Он отправил через мессенджер фотографию Леона, сделанную пару минут назад, и короткое сообщение:

«Это Леонид Аграновский. Он охотится на одного из тех, кто интересен тебе. Я ручаюсь за него, он – мой бывший пациент и хороший друг. Я могу послать его к тебе с уверенностью, что он выйдет из твоего дома живым?»

Когда он впервые увидел Анну Солари, она сияла в золотых огнях. Она была созданием, сотканным из воздуха и солнечного света, и этим она поражала. Леон понимал, что это всего лишь трюк, который она провернула с поразительной ловкостью. Но сопротивляться он все равно не мог: за такое отвечает не разум, а подсознание, инстинкты. И Анна Солари сделала все, чтобы ее образ мгновенно впечатался в его память, прожег ее и остался с Леоном навсегда, став одним из ключевых воспоминаний.

Уже потом, обдумывая случившееся, он понял, что и как она сделала. И он, даже сквозь раздражение, был вынужден признать, что схема получилась гениальная.

Детям многие воспоминания кажутся яркими, потому что воспоминаний у них немного. Их память – это чистый лист, и каждый новый опыт, каждое «впервые» кажется невероятным, почти магическим событием. Но возраст делает свое дело, воспоминаний накапливается все больше, и они теряют цвет. Пресыщенность уничтожает ощущение чуда. «Впервые» встречается все реже, а при знакомстве приходится сосредоточиться, чтобы неимоверным усилием воли запомнить лицо и имя собеседника, да и то с первого раза получается не всегда. Но Анна Солари, видно, хотела, чтобы он ее запомнил – и вынудила его сделать это.

Для начала она заставила его насторожиться. Это в привычном ритме города, пусть и быстром, но все же монотонном, разум словно засыпает, и многие действия выполняются на автопилоте. Дом, в котором жила Анна, сам по себе призывал приготовиться ко всему.

Ее жилище располагалось в стороне от больших дорог. Чтобы попасть к ней, нужно было проехать старую деревню, а потом еще минут семь-восемь испытывать машину на узкой полоске земли, изрытой ямами, которую и дорогой-то можно было назвать только в шутку.

Когда эта полоса препятствий заканчивалась, гостя встречал вовсе не роскошный особняк, построенный по последнему слову техники – с видеокамерами и солнечными панелями на крыше. За простым железным забором и буйно разросшимися туями просматривался старый коттедж, типичный привет из сорвавшегося счастья девяностых. С архитектурной точки зрения он был бездарен: казалось, что его создатель хотел запихнуть в проект все – и башенки, и галереи, и колонны, и гипсовых львов на крыльце. «Сделайте мне богато». С практической точки зрения дом был еще хуже. Его создатель, замахнувшийся на богатство, не потянул собственный грандиозный план – то ли желание отпало, то ли времена сменились, и ему стало не до того. Дом достроили кое-как, в его стенах четко просматривались кирпичи и штукатурка разных времен, в окнах стояли стеклопакеты из пластика и дерева, словно подобранные по одному, а оттого совершенно негармоничные. И даже крыша уже превратилась в лоскутное одеяло, которое проще было бы выбросить, однако его упрямо латали.