Элис Фини - Иногда я лгу

– Рада вас видеть, – говорю я, когда продюсер проводит ее в студию.

– Взаимно, – отвечает она, занимая отведенное ей место.

Проблеска узнавания в ее глазах я не вижу: как же легко меня забыть. Маленькое изящное лицо восьмидесятилетней женщины обрамляет ее фирменная прическа – боб на седых волосах. Она безупречна, даже морщинки – и те будто образуют элегантный узор. Годы, конечно же, давно взяли свое, но ум ее остался быстрым. Щеки подрумянены, внимательный, проницательный взгляд голубых глаз быстро окидывает студию и тут же находит свою цель. Писательница тепло улыбается Мадлен, будто встретила какого-нибудь героя. С гостями такое бывает, но меня это абсолютно не задевает.

После шоу мы все тащимся в переговорку на разбор полетов. Сидим и ждем Мадлен. Когда она наконец входит, становится тихо. Мэтью принимается комментировать фрагменты передачи – что получилось удачно, а что нет. На лице Мадлен не видно ни малейших признаков счастья, она кривит губы, которые принимают такой вид, будто ей в этот момент вдруг взбрело в голову разворачивать задницей ириски. Все остальные хранят молчание, и я опять даю волю мыслям.

Мадлен недовольно хмурится.

Мадлен цокает языком и закатывает глаза.

Когда Мадлен уже не знает, как еще показать свое недовольство, все встают и направляются к выходу.

– Эмбер, на два слова… – говорит Мэтью, вырывая меня из мира грез.

Он закрывает дверь переговорки, я сажусь и вглядываюсь в его лицо, пытаясь понять, что меня ждет. Что-то на нем прочесть, конечно же, невозможно – даже если сегодня умрет его мать, он даже виду не подаст. Потом Мэтью берет с тарелки печенье, предназначенное для гостей, и жестом приглашает меня последовать его примеру. Я качаю головой. Желая что-нибудь сообщить, Мэтью вечно устраивает целый спектакль. Поначалу он пытается мне улыбаться, но потом усилия его утомляют, и он вместо этого откусывает кусочек печенья. Несколько крошек уютно устраиваются на его тонких губах, которые, когда он пытается подобрать нужные слова, быстро открываются и закрываются, будто у золотой рыбки.

– Знаете, я могу с вами поболтать о том о сем, спросить, как у вас дела, сделать вид, что мне это небезразлично, и все такое прочее, а могу сразу взять быка за рога, – произносит он.

Внутри у меня все сжимается от страха.

– Так, продолжайте, – говорю я, хотя этого и не хочу.

– Какие у вас сейчас отношения с Мадлен? – спрашивает он, откусывая еще кусочек.

– Те же, что и всегда: она меня ненавидит, – отвечаю я, вероятно, слишком поспешно.

Теперь уже моя очередь нацепить на лицо фальшивую улыбку. Этикетку я с нее не снимала, так что, когда закончу, смогу ее вернуть в магазин.

– Да, действительно, и в этом вся проблема, – говорит Мэтью.

Ничего неожиданного он не сказал, и все же я удивлена.

– Мне хорошо известно, что когда вы только к нам пришли, она устроила вам веселую жизнь. Но, согласитесь, ей тоже было трудно привыкнуть к тому, что вы теперь рядом. И напряжение между вами, похоже, не спадает. Может показаться, что на это никто не обращает внимания, но это не так. Хороший эмоциональный контакт между вами необходим для шоу и для всей команды.

Он смотрит на меня, ожидая ответа, но я понятия не имею, что ему сказать.

– Как вы думаете, вам под силу наладить с ней нормальные отношения?

– Э-э-э… попробовать можно…

– Вот и хорошо. До сегодняшнего дня я не понимал всю серьезность ситуации. Мадлен предъявила мне что-то вроде ультиматума, – он умолкает, откашливается и продолжает: – Требует, чтобы я вас заменил.

Я жду, что Мэтью скажет что-то еще, но он больше не произносит ни слова. Его слова повисают в воздухе, и я пытаюсь их осмыслить.

– Вы меня увольняете?

– Нет! – горячо протестует он, хотя на его лице, когда он задумывается, что сказать дальше, отражается совсем другой ответ.

Он подносит руки к груди, сдвигает ладони и соединяет кончики пальцев, будто изображая колокольню или готовясь к лицемерной молитве.

– Пока нет. Чтобы исправить ситуацию, даю вам срок до Нового года. И прошу прощения, Эмбер, что вынужден донимать вас этой проблемой накануне Рождества.

Он вытягивает ноги и откидывается на стуле, насколько это возможно, чтобы оказаться подальше от меня. В ожидании моего ответа его рот кривится в гримасе, будто ему только что пришлось попробовать на вкус что-то отвратительное. Я не знаю, что ему сказать. Мне кажется, порой вообще лучше ничего не отвечать, хотя бы потому, что молчание нельзя исказить.