Линкольн Чайлд - Синий лабиринт

Он повесил трубку и осторожно переступил через тело, лежащее в быстро увеличивающейся луже крови.

– Сержант, – сказал он, – постарайся, чтобы тебе на подошвы ничего этого не попало.

Констанс Грин стояла перед большим книжным шкафом в библиотеке на Риверсайд-драйв, 891. Огонь в камине угасал, свет был притушен, и дом погрузился в тишину. Тихие звуки из спальни наверху, такие бесконечно тревожные, наконец смолкли. Но волнение в мыслях Констанс не утихало. Доктор Стоун все настоятельнее требовал, чтобы Пендергаста поместили в больницу, в отделение интенсивной терапии. Констанс запретила делать это. После посещения клиники в Женеве ей стало ясно, что больница может лишь ускорить конец.

Она прикоснулась к маленькой ампуле цианистого калия во внутреннем кармане платья. Если Пендергаст умрет, эта ампула станет ее персональным страховым полисом. В жизни они никогда не были вместе, но, возможно, после смерти их прах будет перемешан.

Но Пендергаст не должен умереть. От его болезни наверняка есть лекарство. Оно хранится где-то в заброшенных лабораториях и пыльных папках в хаосе подвальных помещений особняка на Риверсайд-драйв. Длительное изучение семейной истории Пендергастов, а в особенности истории Езекии Пендергаста, убедило Констанс в этом.

«Если мой предок Езекия, чья жена умирала от эликсира, не смог найти противоядия, то как его могу найти я?» – сказал ей Пендергаст.

И в самом деле, как?

Констанс сняла с полки тяжелый том. Когда она сделала это, раздался приглушенный щелчок, и два соседних шкафа бесшумно развернулись на смазанных маслом петлях, открывая медную решетку старомодного лифта. Констанс вошла в лифт, закрыла решетку и повернула медный рычаг. Старинная машина задребезжала и стала спускаться. Несколько секунд спустя кабина дернулась и остановилась, Констанс вышла в темную комнату. В ноздри ей ударил слабый запах аммиака, пыли и плесени. Это был знакомый запах. Она хорошо знала подвал – настолько хорошо, что ей почти не требовалось света, чтобы перемещаться здесь. Подвал в буквальном смысле был для нее вторым домом.

И все же Констанс вынула из держателя на стене электрический фонарик и включила его. Она пошла по лабиринту коридоров, которые привели ее к старой двери, покрытой слоем патины. За дверью находилась заброшенная операционная. В луче фонарика сверкнула металлическая каталка, рядом обнаружились подставка для капельницы, окутанная паутиной, луковицеобразный аппарат ЭКГ и поднос из нержавеющей стали со всевозможными хирургическими инструментами. Констанс подошла к дальней оштукатуренной стене. Быстро нажала на каменную панель, и часть стены ушла внутрь. Констанс вошла в проем, осветив фонариком винтовую лестницу, вырезанную в скальной породе Верхнего Манхэттена.

Она спустилась по лестнице в нижний подвал особняка. Внизу лестница выходила в длинный сводчатый проход с земляным полом. Выложенная кирпичом дорожка уходила далеко вперед через кажущийся бесконечным ряд помещений. Констанс пошла по этой дорожке, минуя кладовки, ниши, склепы. Луч ее фонарика высвечивал бесконечные ряды шкафов, заполненных бутылками с химикалиями всех цветов и оттенков, сверкающими, как драгоценные камни на свету. Это были остатки коллекции, которую собрал Антуан Пендергаст, известный широкой публике под псевдонимом Енох Ленг, – двоюродный прадедушка агента Пендергаста и один из сыновей Езекии Пендергаста.

Химия была семейным увлечением.

Жена Езекии, которую тоже звали Констанс («Странное совпадение, – подумала Констанс. – А может, и не странное»), умерла от эликсира, изобретенного ее мужем. Судя по семейным преданиям, в эти последние отчаянные недели ее жизни Езекия наконец осознал, что представляет собой его чудодейственное медицинское средство. Когда его жена умерла в ужасных мучениях, он покончил с собой и был похоронен в оцинкованном семейном склепе в Новом Орлеане, под старым семейным домом, известным как особняк Рошнуар. После того как толпа сожгла Рошнуар, склеп этот был навсегда закрыт и теперь находился под асфальтом автомобильной парковки.

Что случилось после этого с лабораторией Езекии, его химическими составами и записями? Погибли ли они в огне? Или же его сын Антуан унаследовал все, что было связано с химическими изысканиями отца, и вывез наследство в город Нью-Йорк? Если да, то эти вещи и документы находятся здесь, в заброшенных лабораториях нижнего подвала. Три других сына Езекии не интересовались химией. Комсток стал фокусником и приобрел на этом поприще некоторую известность. Боэций, прадед Пендергаста, стал путешественником и археологом. Констанс так и не удалось выяснить, чего добился Морис, четвертый брат; она узнала только, что он рано умер от алкоголизма.