Уолтер Кенни - Скрытые пружины

Дом встречает тишиной и привычным сладковатым запахом мастики, которым приходящая домработница обрабатывает деревянные панели гостиной. К моему приезду Джулия проветрила оба этажа и заполнила холодильник. Ничего не могу с собой поделать: первое, что я проверяю по прибытии – шкафы Джозефа. Они пусты. В нашем с ним доме больше нет его вещей, на полочке у входной двери лежит связка ключей.

Теперь у меня появляется повод сделать то, чего я так давно желаю. За эти дни я ни разу не позвонила, думая, что даю ему время всё обдумать, не принимая скоропалительных решений. Джозеф должен был оценить мою выдержку. Но почему вещи? Я совсем не ожидала, что он зайдёт так далеко.

– Здравствуй. Что тебе нужно? – вот как он начинает разговор со мной.

Голос у него усталый, а тон отстранённый и вежливый. Именно так он разговаривает с теми, кому отказывает в предоставлении своих услуг, чьи дела считает невыигрышными. Как сильно, должно быть, эти люди его ненавидят.

– Здравствуй, Джозеф, я вернулась домой. Я была в Англии, но вернулась раньше, чем рассчитывала. Твои вещи, и ключи…

– Да, я заезжал за вещами. Созванивался предварительно с Джулией, она присутствовала при этом. При ней же я оставил в холле свой экземпляр ключей.

– Зачем?! – ужасаюсь я тому, что Джулия, а, значит, и все знакомые, у которых она прибирается, теперь в курсе моего позорного развода. – Зачем при ней? Неужели ты не мог…

– Я не собираюсь вести с тобой разговоры, Джозефина. Я уже обратился к адвокату и тебе советую сделать то же самое. Зачем ты звонишь? Что тебе от меня нужно?

Всё тот же равнодушный, холодный тон, но теперь в нём появляется нотка раздражения. Приглушённо прозвучал высокий женский голос, и я вздрагиваю, понимая – Виктория вошла в комнату и что-то говорит моему мужу. Моему. Мужу.

Я замолкаю, не могу выдавить из себя и слова, и Джозефу быстро надоедает эта затянувшаяся пауза.

– Алло, ты меня слышишь? Ты выбрала не самый удачный момент. Я опаздываю на рейс. Меня не будет в городе около месяца. В ближайшие дни с тобой свяжется мой адвокат. Вы сможете обсудить раздел нашего совместного имущества и все прочие…

Из телефона продолжает доноситься его голос, но теперь я не разбираю слов – держу аппарат на вытянутой руке. Потом аккуратно кладу его на стол и запускаю ноутбук.

Да, в свежем отчёте детектива есть эта информация. Два билета до Пуэрто-Плата на имя Джозефа и Виктории приобретены вчера, прибытие в аэропорт Ла-Юнион. Он увозит её подальше от меня, бережно прячет на время бракоразводного процесса.

Мы с Джозефом летали в Пуэрто-Плато на первую годовщину нашей свадьбы. Ласковый белый песок, узкие средневековые улочки и романтичный до оскомины отель в старинном викторианском особняке. Наши ночи были длиннее дней.

Удивительно, до чего же пугающе легко вкрадчивая лукавая мысль становится принятым решением. Для этого достаточно и секунды. Стремительное преображение тайного желания в импульс, в действие происходит с такой ошеломляющей лёгкостью, что у меня на мгновение перехватывает дыхание.

Привычная оболочка моей жизни, – престижная высокооплачиваемая работа, прочный брак с одним из самых успешных адвокатов штата, дорогой красивый дом, набитый антикварными вещицами и необременительные дружеские связи с такими же успешными и статусными людьми, – оказалась такой хрупкой. Теперь эти осколки больно ранят меня.

Вспомнилось, как Джозеф в минуту откровенности рассказал мне об одном случае, который врезался ему в память. Он тогда защищал женоубийцу, совершившего убийство из ревности. Оправдать его не удалось, слишком явными были улики, да и судья на процессе оказалась женщиной, бывший муж которой неоднократно угрожал ей. Когда обвиняемому вынесли приговор и дали последнее слово, он сказал только одно: «Там, где любовь, там нет места милосердию». Виновным в совершённом убийстве он себя не признал.

Сразу после нашего с Джозефом разговора моё время начинает течь по-другому. Целые часы иногда пробегают так стремительно, что я не могу понять: утро сейчас, или уже день? А минуты ведут себя совершенно по-хамски, некоторые из них растягиваются до немыслимых пределов, вмещая в себя сотни воображаемых событий.

Рана на шее всё никак не заживает, из-за этого я не могу спать на левом боку, как привыкла. Иногда во сне я забываю об этом ограничении, и тогда утром нахожу свои бинты и постельное бельё окровавленными. Головная боль и внезапно настигающая мучительная тошнота по-прежнему изнуряют меня, и мне приходится продолжать приём таблеток, от которых я чувствую себя вялой и заторможенной. Только ожидание делает моё существование осмысленным.