Уолтер Кенни - Скрытые пружины

Я люблю тебя, Бетти, и мои чувства к тебе всегда будут неизменны, помни об этом. Когда мы увидимся снова, ты, надеюсь, уже простишь меня.

P.S. Не терзай себя понапрасну, ты никак не сумела бы предотвратить случившееся. И к твоему сведению, Виктор Крингель вовсе не такой ужасный человек, каким он тебе представляется».

Дочитав письмо, я бросила его в потухший камин, но уже через минуту выхватила тонкие листки из пепла. Этим утром отец Маргарет рассчитал всю прислугу, выдав им вознаграждение за несколько месяцев вперёд, но всё равно, я не хочу, чтобы кто-то нашёл письмо моей кузины и прочёл его.

Да, я наконец покидаю этот холодный дом и возвращаюсь в Уотер-хаус, но как же это возвращение не похоже на то, каким я его себе представляла!

Лёжа на спине и уставясь в низкий скошенный потолок, я ищу в себе силы, чтобы окончательно проснуться и спуститься к завтраку. Плотная повязка на шее мешает мне поворачивать голову.

Вчерашним вечером, когда мы с Чейзом дождались полицейскую машину, медики, прибывшие вместе с инспектором Маккормиком, настаивали на том, чтобы госпитализировать меня в ближайшую больницу, но я категорически отказалась от этого. Чейз, по своему обыкновению, явно сгустил краски, когда вызывал Маккормика в Хиддэн-мэнор.

Ненавижу больничную атмосферу. Это осталось у меня с детства, когда бабуля Фергюсон привозила меня в реабилитационную клинику, где проходили лечение мои родители. Серые лица пациентов, неприветливый и хмурый персонал, тошнотворные запахи больничной еды – меня с души воротит от всего этого.

Осмотр не выявил функциональных повреждений. По словам дежурного полицейского медика, мне очень повезло, что осколок стекла всего лишь процарапал неглубокую борозду на коже и в мягких тканях, а не перерезал располагающуюся рядом вену, сильное же кровотечение было вызвано порезом мочки уха. Тем не менее рана требует постоянного ухода из-за угрозы заражения, но с этим я преотлично справлюсь и самостоятельно.

Найденное в подвале письмо, конечно же, пришлось отдать инспектору. Читая его, он хмурился, а после подошёл к каталке, на которой я лежала, и снисходительно спросил:

– Миссис Уайт, вы, как я понимаю, историк? Что скажете по поводу обнаруженного письма? Можно ли верить тому, что оно написано в 1912 году?

Борясь с действием успокоительного (или что они мне там вкатили перед обработкой раны) я, забывшись, кивнула, вызвав неосторожным движением свежую волну боли.

– Да, на первый взгляд письмо соответствует дате, которая в нём упоминается. Но необходимо провести хроматографический анализ, это более точный способ определения давности документа.

Инспектор Маккормик тут же отошёл в сторону и принялся куда-то звонить с озабоченным лицом.

Вчера у меня не было возможности поставить мистера Крюгера в известность о происшествии, а ассистенту я запретила связываться с ним. Крюгер вряд ли поведёт себя лучшим образом, когда узнает о заморозке проекта, ни к чему подставлять ещё и Чейза под шквал его негодования.

В дверь кто-то робко постучал. Я уже собралась с силами, чтобы перекатиться набок и встать, но тут дверная ручка медленно повернулась и в проёме показалась обширная спина в вязаном жакете горчичного цвета.

Аккуратно вкатив в номер сервировочный столик, накрытый салфеткой, миссис Грир лучезарно улыбнулась, неловко скрывая некоторый ужас от моего внешнего вида. Вчера я успела только мельком посмотреться в зеркало, но разглядела несколько глубоких царапин на лице и след на скуле от ушиба, полученного в результате падения.

– Лежите-лежите, миссис Уайт, я всё сама, всё сама сделаю, – машет на меня рукой с ярким маникюром хозяйка. – Я вот решила вам завтрак принести, думаю, что ж вы будете в столовую ковылять, когда доктор наверняка вам постельный режим прописал. Чай, бисквит, немного омлета. Мы тут все, знаете ли, вчера перепугались, когда вас в полицейской машине привезли, да ещё с повязкой, бледную такую, ужас просто.

Профессиональным движением сиделки миссис Грир подкладывает мне под спину подушку и помогает удобно сесть в кровати, не переставая разговаривать и задавать вопросы, на бо́льшую часть которых я не успеваю отвечать.

Вручив мне чашку горячего чая размером с бульонницу, хозяйка придвигает к кровати стул и усаживается так близко, будто собирается кормить меня с ложки.

Сейчас я больше всего на свете хочу, чтобы эта навязчивая женщина убралась из моего номера и оставила меня одну, готовиться к разговору с Крюгером, но она продолжает заботливо подтыкать мне одеяло и громко разговаривать. Пылающий костёр на её голове сегодня укрощён двумя некомплектными заколками и роскошным черепаховым гребнем.