Уолтер Кенни - Скрытые пружины

С течением времени я начала всё отчётливее понимать, что мы с кузиной стремительно отдаляемся друг от друга. Возможно, если бы я не была с нею такой категоричной, то этот процесс не произошёл бы столь стремительно, но в нас обеих в те дни будто вселились бесы, сделавшие наши сердца глухими, а души озлобленными.

Примером может служить наш разговор за завтраком, состоявшийся несколько недель назад. В то утро Маргарет спустилась в столовую с опозданием. Когда она села на своё привычное место напротив меня, то я сразу же отметила в её облике что-то необычное. В гризетовом платье невнятного оттенка и с гладко причёсанными волосами кузина была похожа на прислугу, к воротничку её одеяния была приколота полотняная брошь провокационной расцветки – белый, пурпурный и зелёный образовывали известный триколор суфражисток.

Посмотрев на меня с вызовом, Маргарет принялась с независимым видом намазывать хлеб апельсиновым джемом, попутно кидая на меня короткие взгляды. Я сразу поняла, что она ожидает от меня вопросов, и мне почему-то ужасно не захотелось доставлять ей такое удовольствие, – в последнее время кузина часто бывала несносна и вступала со мной в длительные споры даже по незначительным поводам.

Я не спеша пила кофе, когда в столовую вошёл Крингель, и меня неприятно царапнуло тёплое приветствие между Маргарет и гостем мистера Вордсворта.

– Вы всё-таки на это решились?! – Виктор Крингель расплылся в торжествующей улыбке и подошёл к Маргарет. – Я безмерно восхищён вашей смелостью, вашей силой духа, дорогая мисс Вордсворт! Храбро отстаивать свои убеждения, невзирая на всеобщее порицание – вот настоящая отвага. Вот с кого нам всем стоит брать пример! А вы как считаете, мисс Пристли? – обратился он ко мне.

Я не могла более делать вид, что не замечаю странного украшения на платье кузины, но его истинное значение оставалось для меня весьма туманным. Конечно, я знала, чтоженщины, именующие себя суфражистками, носят подобные трёхцветные розетки, но мысль о том, что моя Маргарет добровольно собирается вступить в ряды этих скандальных особ, показалась мне смешной.

Примерно в этих выражениях я и высказалась, когда мистер Крингель вынудил меня обозначить вслух своё мнение. Не успела я закончить свою аргументированную и логически выверенную речь, как Маргарет вспыхнула и, оттолкнув от себя приборы, негодующе произнесла:

– Я знала, знала каждое твоё слово ещё до того, как ты заговорила. Ничего другого я от тебя и не ожидала, Элизабет Пристли!

Переглянувшись с Крингелем, она стремительно вышла из столовой, а он, приподняв одну бровь, с усмешкой уставился на меня. Теперь я не сомневалась – он нарочно спровоцировал меня, чтобы посеять между мной и Маргарет вражду и недопонимание!

Сразу же после завтрака, так неудачно окончившегося, я пыталась отыскать кузину, чтобы поговорить с нею, дать ей высказаться, но Абигайль невозмутимо сообщила мне, что видела, как мисс Вордсворт быстро оделась и ушла на прогулку.

Половину дня я провела в тревожном ожидании, недоумевая, почему Маргарет не позвала на прогулку меня, ведь мы всегда старались быть неразлучны. Причина такого её поведения открылась мне позже, когда я увидела из окна гостиной, как она вместе с Виктором Крингелем идёт по аллее к парадному входу. Мои опасения о её безопасности были излишними – Маргарет явно прогуливалась не одна. Впоследствии прогулки с Крингелем стали ежедневными.

Когда же я напрямую спросила об этом, то её слова ранили меня своей резкостью, ранили так сильно, что мне пришлось отвернуться, чтобы не выдать своих оскорблённых чувств.

– Бетти, ты считаешь, что мне необходима дуэнья? Может быть, хватит опекать меня, будто я маленький ребёнок?! Между прочим, я на четыре месяца старше тебя. Если же тебя волнует пристойность наших прогулок, то изволь – Виктор ведёт себя как благовоспитанный джентльмен, ничем не нарушая правил приличия, которыми ты так сильно озабочена.

Улыбка, которой она попыталась смягчить резкость своих слов, не смогла заглушить их ядовитой грубости, и я поразилась тому, как быстро мы отдалились друг от друга. Этот процесс, поначалу почти незаметный, складывающийся из множества неприятных и подозрительных мелочей – тут снисходительный взгляд, там лёгкий досадливый вздох, повествующий о всё более усиливающемся раздражении; странные разговоры с Крингелем, обрывающиеся в ту же секунду, как я входила в комнату, – тянулся так медленно, а вот развязка наступила очень быстро.