Сабина Тислер - Похититель детей

Гроза давно прошла, дождь все еще лил, но уже не так сильно. Гаральд знал, что у него нет шансов найти сына ночью, и вернулся домой.

Феликс был где-то там, в ночи. Он ждал отца. Его не покидала надежда, что папа придет, он плакал и звал его. Просил и умолял, но родители не появлялись. Никто не появлялся. Гаральд не сказал ничего, но Анна знала, что он чувствует себя ничтожеством.

Он снял мокрую одежду и переоделся в сухую, Анна молча смотрела на него. Она не знала, что думать, и решила не трогать мужа. Он подошел к полке, взял бутылку виски, налил себе половину стакана и выпил одним глотком. Затем сел за стол, спиной к ней, положил голову на руки и заплакал.

Это было хуже всего. Значит, все было бесповоротно.

Анна и Гаральд провели ночь в кухне, вслушиваясь в тишину. Не слышно ли шагов по песку, не открылась ли где-то дверь, не зовет ли он их? Они не говорили ни слова, лишь слушали. Это было невыносимо. Им хотелось услышать хотя бы рев машины, шум на улице, гул пролетающего самолета, хоть что-нибудь… хоть что-нибудь, но они сидели словно в изолированной от всех звуков камере, и это было все. Дождь прекратился, ветер стих. Даже сыч не закричал ни разу. Анне показалось, что она оглохла, что эта мертвая тишина существует лишь в ее голове, что она потеряла связь с миром. Гаральд встал, подошел к умывальнику и плеснул холодной как лед водой себе в лицо. Анна услышала, как льется вода, и поняла, что дело не в ней. Просто на улице все было мертво.

Лишь только взошло солнце, Гаральд продолжил поиски. Анна сварила себе капуччино. Она не знала, как переживет этот день. Вскоре пришли карабинеры, и страх уступил место убийственной для нервов, но хоть чуть-чуть утешающей деятельности. Карабинеры объезжали лесные дороги, подразделение проводников с собаками прочесывало местность, водолазы вели поиски в озере. Анна уже не знала, чего ей хочется. Надеялась, что они найдут его, и одновременно надеялась, что не найдут. Она хотела знать, что случилось с сыном, но, с другой стороны, не хотела знать, что с ним произошло, чтобы не терять надежды. Она пыталась призвать на помощь интуицию, инстинкт и предчувствие, но в воображении не возникало абсолютно никакой картины, говорящей, что мальчик, целый и невредимый, сидит где-то под оливковым деревом, или что он переночевал под защитой полуразрушенной каменной стены, или что он, может, сломал ногу и поэтому не смог добраться домой. Никакой картинки не появлялось. Не было ничего. И она вынуждена была признаться себе, что ее надежда уже умерла.

Пришел дон Маттео, деревенский пастор. На кем были тяжелые рабочие сапоги, заскорузлые от глины вельветовые брюки, полосатая рубашка, а поверх нее — армейский жилет с множеством карманов, в которых он хранил свои вещички. Видно было, что он пришел прямо с поля. Он сел рядом с Анной и взял ее за руку. Она не понимала, о чем он говорит, но потом он начал молиться, и ей стало легче. Не надо было ему отвечать, не надо было ничего объяснять, он просто сидел рядом с ней.

Анна и Гаральд оставались в доме не только на Пасху, но и следующие две недели. Карабинеры прочесывали местность на протяжении трех дней, после чего прекратили поиски. Гаральд каждый день уходил из дому на рассвете и возвращался уже в темноте. Он не переставал искать Феликса. А Анна сидела в кухне или на террасе и ждала. Она не делала ничего. Она просто была здесь. Она не читала, не слушала радио, никуда не выходила. Ее разум отключился. Она ничего не замечала. Она потеряла ощущение времени и не знала, прошло пять часов или пять минут. Она словно погасла. Все в ней умерло. Ее словно набили ватой. Все чувства притупились. Она не чувствовала ничего. Даже боли. Время от времени ей казалось, что вот-вот распахнется дверь и появится улыбающийся Феликс:

— Эй, мама, а что у тебя есть перекусить?

Анна знала, что нет в ее жизни более желанных слов, чем эти. Но этих слов она уже никогда больше не услышала.

Ла Пекора, июнь 2004 года

Когда Анна вернулась, она была бледна как смерть. Элеонора озабоченно посмотрела на нее.

— Вам плохо?

— Ничего, ничего, просто я слишком быстро выпила вино, да еще и на голодный желудок.

Элеонора улыбнулась и встала.

— Я приготовлю нам поесть.

Она ушла в кухню. Анна осталась на террасе и стала смотреть вдаль. Пара чаек кричала в небе, хотя им, собственно, тут нечего было делать. Море было слишком далеко. «Наверное, ветер дует с моря, — подумала Анна. — Хотя какая разница? Как по мне, так пусть песчаная буря накроет эту страну метровым слоем пыли, пусть все исчезнет: каждое оливковое дерево, каждая виноградная лоза, каждый дом… Мне все равно». С той самой Страстной пятницы десять лет назад земля для нее перестала вращаться.