— А в то воскресенье в Ханенмооре было много отдыхающих?
— Прилично. Правда, можно было найти уединенные места для пикника, но пойти прогуляться и никого не встретить было невозможно.
— Неудобные условия для убийства среди бела дня.
— Это правда. И мы до сих пор не знаем, встретил ли убийца свою жертву случайно или же высмотрел, выследил и в конце концов похитил. А как было с Беньямином?
Карстену наконец удалось привлечь внимание официантки и заказать себе бутерброд с ветчиной. Марайке зажгла сигарету.
— Беньямин, очевидно, пошел за своим убийцей добровольно. Мы не совсем понимаем почему, поскольку родители всегда предупреждали его, чтобы он никуда не ходил с чужими людьми. Он был в «Карштадте», в отделе игрушек. Это мы знаем точно. Затем, вероятно, пошел к каналу. Но как можно было утащить мальчика против его воли в дачный поселок? Это слишком далеко. А на машине в колонию заехать невозможно.
— Может быть, он был знаком с убийцей?
— Может быть.
Официантка принесла бутерброд, и Марайке растерянно смотрела, с какой скоростью Карстен его поглощал.
— Видите, — снова вернулась она к разговору, — здесь есть очень важное отличие. Даниэля усыпили хлороформом и увезли в багажнике машины. Мы нашли следы пластика у него под ногтями. Это пластик, который применяется преимущественно в японских автомобилях. Очевидно, он проснулся и пытался освободиться. Больше мы ничего не знаем.
Бутерброд исчез. Карстен, основательно вытерев пальцы салфеткой, выглядел очень довольным.
— Сорок пять процентов всех серийных убийц на втором преступлении меняют свой modus operandi [10] Способ совершения преступления ( лат. ).
, потому что набираются опыта и развиваются, не теряя индивидуального почерка.
— Вы уже говорите о серийном убийце? — удивилась Марайке.
— По крайней мере, не исключаю такой возможности, — ответил Швирс. — Но, пожалуйста, рассказывайте дальше!
— Затем преступник уехал с Даниэлем в Зеерсхаузен. Это чуть больше четырнадцати километров. Там есть каменоломня, в которой всегда стоит пара жилых вагончиков для рабочих. В Пасхальное воскресенье, естественно, там никого не было. И в понедельник после Пасхи тоже.
Марайке вытащила из сумки несколько фотографий и положила их на стол перед Карстеном.
— Вот это каменный карьер. А вот этот, последний вагончик, который стоит несколько в стороне, и есть тот, в котором мы нашли Даниэля. Мертвый Мальчик сидел за столом, на котором стояли две чашки для кофе, принадлежавшие рабочим, и две тарелки для завтрака. На тарелке Даниэля лежало пасхальное шоколадное яйцо, обернутое в станиолевую бумагу. Он не давал Даниэлю шоколада, когда тот был жив, это была чистой воды инсценировка. Он хотел представить нам гармоничную картину. Или же просто хотел, чтобы мы ломали себе головы, больше ничего.
— Та же картина, что и с Беньямином. — Карстен положил пять марок на стол. — Идемте, мы едем туда.
Все, что объяснял Карстен, Марайке могла представить в деталях. Она видела мертвого Даниэля Долля, сидящего в вагончике, и теперь перед ее мысленным взором в дачном домике в Нойкелльне за столом сидел Беньямин, с мертвым застывшим взглядом и широко раскрытыми глазами, которые словно говорили: «Почему вы не пришли раньше? Злой человек очень долго убивал меня, а вы меня не нашли».
У нее в руке была фотография Беньямина: улыбающийся, счастливый ребенок с мягкими светлыми волнистыми волосами и маленьким вихром над правой стороной лба. Сходство с Даниэлем Доллем было потрясающим. Даниэль, правда, был на год младше, когда его убили, но у Беньямина было такое же хрупкое телосложение, такая же светлая кожа и такие же светлые волосы. Правда, аккуратнее и короче подстриженные, чем у Даниэля.
Марайке внимательно рассматривала все в домике, будто фотографируя все подробности. Выцветшие старые обои с голубыми фиалками, связанная крючком скатерть на кухонном буфете, вышитая старомодным орнаментом подушка в кресле. Многократно крашенная деревянная дверь и окно как раз над кроватью, на которой мучился Беньямин. Она не могла представить себе другую тюрьму, в которой окно к свободе было бы так близко. Дешевый персидский ковер из универмага поверх синтетического напольного покрытия да безвкусная картина с тирольским горно-озерным ландшафтом в примитивной бежевой раме — вот, наверное, и все, что было у Беньямина на протяжении долгих последних часов.
Читать дальше