Сабина Тислер - Похититель детей

Беттина, подперев голову левой рукой, смотрела на нее. «Останься со мной, — думала она. — На следующей неделе мы с тобой полетим в Индонезию. Не делай глупостей, забудь о работе, останься со мной, иначе я сойду с ума».

— Если я сяду на поезд в восемь, то буду в Берлине в полицай-президиуме в одиннадцать, — сказала Марайке. Беттина снова упала на постель, взяла подушку Марайке и прижала ее к лицу, чтобы подчеркнуть свое отчаяние и глубоко вдохнуть запах подруги.

— Конечно, — сказала Марайке. — Все, что у меня есть из документов, я привезу.

Она положила трубку и прыгнула в постель. Легла на Беттину, отбросила подушку и принялась покрывать лицо подруги поцелуями.

— Мне очень жаль, mia cara [6] Моя дорогая ( ит. ). , но нужно ехать в Берлин. Обменяться информацией. Совершено убийство маленького мальчика, причем почти так же, как три года назад убили Даниэля Долля. Может быть, это не затянется надолго. Возможно, я вернусь через два дня.

— Я умру без тебя. — Беттина посмотрела на Марайке и нежно погладила ее по голове.

— Я знаю.

Марайке целовала Беттину долго и страстно, и Беттина обнимала ее так крепко, словно не хотела больше отпускать. Но Марайке уже полностью проснулась, поэтому освободилась из объятий подруги безо всяких проблем.

— Не сердись, сладкая моя. Я бегу под душ. Сделаешь кофе?

Марайке выпрыгнула из постели и побежала в ванную. Беттина поражалась ее подвижности, которая сохранилась даже сейчас, когда подруге уже под сорок. У нее было такое чувство, что если бы потребовалось, то Марайке без труда смогла бы сделать сальто прямо с края кровати.

Гораздо тяжелее, чем подруга, Беттина поднялась с кровати и, накинув домашний халат, отправилась готовить завтрак.

Уже через двадцать минут Марайке пила свой кофе. Черный, без молока и сахара, обжигающе горячий. В джинсах, блузе и жакете, слегка подкрашенная, с первой сигаретой в зубах, она намазывала тост «Нутеллой».

— С одной стороны, я надеюсь, что это один и тот же убийца, — сказала Марайке, — потому что тогда у нас будет на сто процентов больше информации о нем и вдвое больше шансов определить, где он допустил ошибку. С другой стороны, в таком случае мы сталкиваемся не с отдельным преступлением, а с серийным убийцей, и поэтому дело становится чрезвычайным.

— Значит, ты останешься в Берлине?

— Не знаю. Без понятия. Сначала я должна посмотреть, как идет расследование и какие данные имеются у моих коллег.

Марайке посмотрела на часы и залпом допила кофе.

— Мне надо бежать. К сожалению.

— Этот проклятый убийца убивает и наши отношения, — с несчастным видом пробормотала Беттина.

— Не болтай глупостей. — Марайке подошла к подруге и обняла ее. — Понимаешь, это может стать делом моей жизни, Беттина. Не забывай этого и береги мои нервы. Я вернусь как можно скорее!

Она сунула руку под халат Беттины и нежно погладила ее левую грудь.

— Я очень, очень верная старая душа, сладкая моя!

Марайке поцеловала ее, и Беттина ответила таким поцелуем, словно он был последним в ее жизни.

— Ciao, bella [7] Пока, любимая ( ит. ). , — шепнула Марайке, взяла сумку и вышла из кухни. — Я позвоню тебе, как только что-то узнаю! — крикнула она уже из коридора.

Дверь захлопнулась, Марайке исчезла.

— Ciao, bellina [8] Пока, милая ( ит. ). , — прошептала Беттина и налила себе еще кофе.

Когда поезд из Геттингена прибыл в Берлин, на вокзал «Зоо», он опаздывал на семнадцать минут. Марайке стояла у выхода из вагона и потерянно смотрела из окна, пока поезд медленно громыхал мимо оживленных улиц, отремонтированных с большими затратами старых зданий, убогих задних дворов и универмагов. Было такое чувство, будто в ней что-то изменилось, и она боялась того, что сразу же придется сконцентрироваться на различных фактах и деталях убийства ребенка. Какая-то бабушка в ее купе всю поездку пыталась научить внука идиотской скороговорке «In Ulm und um Ulm und um Ulm herum wachsen Ulmen» [9] В Ульме и возле Ульма и вокруг Ульма растут вязы (игра слов: Ulm — название города, Ulme — вяз) ( нем. ). .

Мальчик не понимал смысла фразы. Наверное, он вообще не знал, что такое Ульм, поэтому и не мог запомнить слова. Он только постоянно бормотал какие-то нечленораздельные звуки типа «у», а бабуля, как автомат, все время повторяла эту фразу. Марайке чуть не сошла с ума от этого представления, но предпочла не вмешиваться, не желая ввязываться в бессмысленную дискуссию со старой дамой. Однако эта идиотская скороговорка все время вертелась в голове, и Марайке была не в состоянии еще раз перечитать протоколы расследования убийства Даниэля Долля и вспомнить все подробности. Теперь ее мучила совесть, что она не подготовилась на все сто процентов.