Сабина Тислер - Похититель детей

Вдруг она услышала крик. Долгий мучительный крик, которому, казалось, не будет конца. И в этот миг Аллора поняла, что это не кошка, а человек.

Аллора зажала уши руками и сидела так, пока крик не прекратился. Затем наступила мертвая тишина. С мельницы не доносилось ни звука. Она протерла глаза — в них ощущалось жжение, словно она слишком долго просидела у огня, неотрывно глядя на пламя.

Ее словно парализовало. Она сидела, не в силах двинуться с места. Холод медленно охватывал ее босые ноги, поднимаясь все выше и выше. Аллора забилась в яму поглубже, сгребая к себе ветки, листья, мох, — все, до чего могла дотянуться, не вылезая. Затем она обхватила ноги руками, оперлась подбородком на колени и принялась ждать. Дыхание ее выровнялось, сердце стало биться медленнее. Она была начеку, сосредоточив все внимание на мельнице. Но там ничего не происходило. Не было слышно ни голоса, ни звука. Окна и двери остались закрытыми, мужчина больше из дома не выходил.

Послышался крик сыча. Точно так же кричал сыч в ту ночь, когда умерла старая Джульетта. Ее любимая nonna [2] Бабушка ( ит. ). .

На следующее утро Аллора не могла вспомнить, просидела ли она всю ночь, не сомкнув глаз, или все же уснула.

На рассвете она услышала, как заскрипели петли деревянной двери кухни. Первые лучи солнца как раз появились над вершиной горы, когда из дома вышел мужчина. На руках он нес мертвого мальчика — точно так, как она когда-то несла бабушку. Голова мальчика запрокинулась назад через левую руку мужчины, рот был открыт. Его светлые волосы тихо шевелились на ветру. Правой рукой мужчина держал мертвого мальчика под колени, и его ноги безжизненно покачивались из стороны в сторону. Мужчина подошел к высохшему пруду и бережно опустил в него тело мальчика.

Немного погодя с оглушительным грохотом заработала бетономешалка, и Аллора бросилась бежать. Мужчина, которого она с этого момента больше никогда не называла ангелом, ее не заметил.

За ночь руки и ноги Аллоры затекли и окоченели, она задыхалась, и ей пришлось так много думать, что было трудно бежать. Ей понадобилось целых три часа, чтобы добраться до Сан Винченти. Никто не спросил ее, где она была ночью.

Она ушла в свою комнату и забралась в постель, даже не смыв с рук и ног землю. Она укрылась одеялом с головой и попыталась понять то, что увидела. Но ей это так и не удалось.

Берлин / Нойкелльн, ноябрь 1986 года

Он вышел на улицу не ради охоты. В этот туманный, необычно холодный ноябрьский день он и не собирался искать очередную жертву. Все произошло само собой, совершенно неожиданно для него. Возможно, это случилось повелению рока или просто по глупой случайности, но в то утро он проспал и вышел из дому на полтора часа позже, чем обычно.

Леденящий ветер носился по улицам. Моросил дождь. Альфред озяб и поднял воротник пальто. У него не было перчаток, шарфа или головного убора. Одежда была ему в тягость, и он круглый год носил простой серый пуловер и темно-синие вельветовые брюки. Для лета они были слишком толстыми, для зимы — слишком тонкими, и сейчас тоже не защищали от холодного ветра, задувавшего под пальто.

Альфред уже три года вел уединенную жизнь в берлинском кице [3] Киц ( нем. ) — как правило, окраинный район города, застроенный недорогими домами, постепенно приходящими в упадок. , где никто не мог узнать его. У него не было друзей, он избегал тесных контактов, отказывался от любых развлечений, никогда не ходил в кино или театр, и телевизора в его убогой квартирке на задворках тоже не было.

Хотя ему шел всего лишь четвертый десяток, в его густых, слегка волнистых волосах уже пробивалась первая седина, и это делало его характерное лицо еще интереснее. На первый взгляд это был хорошо выглядевший, симпатичный мужчина. Его бледно-голубые, чистые как стекло глаза смотрели на окружающих ласково и внимательно, с подчеркнутым интересом. На самом же деле все было скорее наоборот.

После короткого размышления он свернул направо, в ближайшую боковую улочку, ведущую к каналу. В это время на улицах почти никого не было, дети давно были в школе, и только тот, у кого была крайняя необходимость, выходил из дому в такую погоду. Один киоск по продаже денер-кебаба, одна пивная, одна булочная — больше на этой улице ничего не было. Парикмахерская, магазин, где продавались газеты, и маленькая турецкая овощная лавка в прошлом году разорились, и с тех пор эти помещения больше никто не брал в аренду. Раз в неделю сюда приезжала машина для вывоза мусора — вот и все. Старые люди умерли, новые семьи сюда не переселялись. Только не сюда. Много квартир пустовало, разбитые стекла окон никто не менял, голуби гнездились в загаженных, ободранных комнатах и коридорах.