Стюарт Тёртон - Семь смертей Эвелины Хардкасл

Я подхожу к камину и спрашиваю:

– О чем вы разговаривали с Каннингемом?

Он смотрит в окно, будто ждет посыльного с ответом. Я прищелкиваю пальцами у него под носом. Конюх обращает ко мне водянистые глаза.

– Мистер Миллер, сейчас мне просто интересно, – негромко говорю я тоном, намекающим на возможные неприятности. – А через пару минут я рассержусь. Признавайтесь, о чем вы беседовали.

– Он хотел, чтобы его проводили к озеру. – Под оттопыренной нижней губой Миллера влажно мелькают розовые десны. – Что-то высматривал на берегу.

Лгать он не умеет. Морщинистое старческое лицо с отвислыми щеками будто сцена, на которой чувства разыгрывают спектакль. Каждая гримаса – трагедия, каждая улыбка – фарс. Ложь занимает место как раз между ними и проваливает представление.

Я кладу руку на плечо конюха, вглядываюсь в его глаза. Он их смущенно отводит.

– Чарльз Каннингем вырос в этом имении. Ему провожатые не нужны. Итак, о чем вы разговаривали?

Он мотает головой:

– Я обещал, что…

Я сжимаю его плечо, он морщится от боли и неохотно произносит:

– Он выспрашивал про убитого мальчика.

– Про Томаса Хардкасла?

– Нет, про другого.

– Про кого?

– Про грума, Кита Паркера.

– Про какого еще грума? Вы о чем?

– Да про него все забыли, сэр. Он же из прислуги, – через силу выдавливает конюх. – Хороший был паренек, лет четырнадцати. Пропал за неделю до смерти мистера Томаса. Полицейские обыскали весь лес, так ничего и не нашли, объявили, что мальчишка сбежал. А я вам вот что скажу, сэр, никуда он не сбежал. Он и свою мать любил, и работу тоже. Я тогда всем говорил, только меня не стали слушать.

– Так и пропал?

– Ага, ни слуху ни духу.

– И это все, что вы рассказали Каннингему?

– Да, сэр.

– А больше вы ему ничего не рассказали?

У него бегают глаза.

– Что еще? – требую я.

– Ничего, сэр.

– Миллер, не отпирайтесь, – холодно, сурово требую я.

Дэнс не выносит тех, кто пытается его обмануть, поскольку ложь предполагает глупость и легковерие собеседника. Лжецы считают себя умнее тех, кому лгут, и Дэнс воспринимает это как личное оскорбление.

– Я правду говорю, сэр, – настаивает несчастный конюх; на виске у него дрожит жилка.

– Нет, вы лжете! Признавайтесь: что вам известно?

– Не могу.

– Вы мне все расскажете, или вам несдобровать, мистер Миллер, – ярится Дэнс, которого я выпустил из-под контроля. – Я вас оберу до нитки, пущу по миру. – Угрозы легко слетают с языка. Запугивая и унижая ответчиков, Дэнс выигрывает судебные тяжбы и по-своему так же мерзок, как и Дарби. – Я отыщу…

– Это все неправда, – побледнев, выпаливает Миллер и смотрит на меня туманным взглядом.

– Что неправда? Признавайтесь!

– Говорят, что Томаса убил Чарли Карвер, сэр.

– Ну и что?

– А он не убивал. Мы с Чарли вроде как дружили. Так вот, в то утро лорд Хардкасл на него рассердился и уволил, поэтому Чарли решил получить свое выходное пособие.

– Выходное пособие?

– Пару бутылок бренди, сэр. Пошел к милорду в кабинет и вынес оттуда бутылки.

– Значит, он украл бренди. И как это доказывает его невиновность?

– Я оседлал пони для мисс Эвелины, и она уехала кататься верхом, а Чарли пришел ко мне, хотел выпить с другом в последний раз. Ну, я не отказался. Мы с ним выпили обе бутылки, а за полчаса до убийства он попросил меня уйти.

– Почему?

– Сказал, что у него важная встреча.

– С кем?

– Не знаю, сэр, он имен не называл. Он просто…

Миллер умолкает, задумывается, пытается нащупать хоть какую-то щелку, в которую можно ускользнуть.

– Продолжайте! – требую я.

Бедняга заламывает руки, пинает коврик носком сапога.

– Он сказал, что все улажено, что его устроят на новое хорошее место. Вот я и решил…

– Что?

– Ну, он так все излагал, что…

– Да не тяните, Миллер!

– Что тут замешана миледи, – отвечает он, впервые глядя мне в глаза. – Я подумал, что он ждет леди Хелену Хардкасл. Она всегда к нему хорошо относилась.

Я выпускаю его плечо:

– Вы ее тогда видели?

– Я… – виновато бормочет он.

– Вы никуда не ушли, – уверенно заявляю я. – Вы хотели увидеть, с кем встречается Чарли, поэтому спрятались где-то неподалеку и следили за ним.

– Ваша правда, сэр. Только я недолго за ними следил, просто мне за него боязно было.

– И почему вы об этом никому не рассказали? – насупившись, спрашиваю я.

– Мне запретили, сэр.

– Кто?

Он смотрит на меня, шевелит губами, превращая молчание в отчаянную мольбу.