Агата Горай - Забыть нельзя помнить

Но пустующие стены мне вряд ли смогут дать ответы, а тех, кто способен был все разъяснить, уже не первый год нет среди живых.

– Георгий, что все это значит?! – кричит разъяренная супруга, в то время как жесткие веревки обвивают ее тело. – Когда ты пригласил меня в кабинет, я думала, что в честь моего дня рождения ты готовишь какой-то сюрприз, но понимаю, что ошибалась.

– Нет, почему же? Точнее и не скажешь. – Мое сердце стонет, когда я привязываю любовь всей своей жизни и мать своего единственного ребенка к прочному стулу со спинкой, а второй стул ставлю рядом.

– Георгий, я не понимаю, что происходит?

В глазах Павлы испуг, какого мне за все годы совместной жизни видеть не доводилось, и я прекрасно знаю, чем он вызван – жена привыкла все и всегда держать под контролем, просчитывать, а тут… Неизвестность и неопределенность пугали ее всегда.

– Милая, не переживай, я сейчас тебе все объясню.

Я спокоен, мой голос ничем не выдает моих намерений. Десять лет я решался на подобный шаг и давно смирился с мыслью, что это неизбежно. Все мои действия обдуманные и взвешенные. Более того, я жалею о том, что не поступил так многими годами раньше.

– С нетерпением жду.

«Глупая», – проносится в голове, но произношу я иные слова.

– Ты ведь знаешь, что я любил тебя всю свою жизнь?

– Естественно.

– Знаешь, что ради тебя я готов был пойти на многое? – Павла кивает. – И шел.

– Что с того? – нетерпеливо бросает взволнованная супруга.

– Обожди минуту. – Я выхожу из кабинета и возвращаюсь с ружьем в руках. – Так вот это я к чему. Пришло время расплаты.

В глазах Павлы зажигается огонь паники и ярости, она больше не сидит смирно, а отчаянно пытается выпутаться из тугих веревок.

– Что на тебя нашло, Георгий? Не пугай меня! Какая расплата? Ты о чем? Разве не тебе я подарила всю свою жизнь? Разве не родила тебе ребенка? Разве я была тебе плохой женой? По-моему, я была честна с тобой с первых минут твоих ухаживаний – я не обещала тебе своей любви никогда, чего тебе сейчас от меня нужно? Что нам выяснять на старости лет?

Я присел рядом и оперся о ружье.

– Знаешь, в далеком детдомовском детстве я не понимал, как подростки могут быть такими бессердечными по отношению к себе подобным? Я не понимал, как можно калечить жизни посторонним и чужим людям только за то, что они тебе не по нраву? Я не понимал, как можно избивать до смерти и продолжать спокойно жить? Но я смирился с тем, что мир неидеален и что никуда не спрятаться от жестокости и ненависти. Но мне не хватило десяти последних лет, чтобы понять и оправдать ход твоих мыслей и отсутствие в твоей груди сердца, а в душе хоть какой-то человечности. Знала бы ты, как мне жаль нашу несчастную дочь, которая не знала ни материнского тепла, ни любви, ни заботы. В юности я полюбил тебя именно за такие необычные черты характера: за прямоту, непоколебимую веру в себя, гордость, стойкость и железную волю, но разве я мог тогда знать… У меня не так много времени, и я не стану сейчас анализировать всю нашу жизнь, мне это не удалось за все десять лет, но, Павла, ответь мне на один-единственный вопрос – что за дьявол в тебе сидит? За последние годы я превратился в алкоголика, градусы хоть на какое-то время спасают от кошмарных воспоминаний. Я уже и не помню, когда в последний раз спокойно спал, мне все время снится та ночь, та проклятая ночь и то крошечное существо, которое мы без суда и следствия лишили жизни. Меня повсюду преследует отчаянный плач Киры, ее потерянный взгляд после того, как она вернулась из больницы, а в тебе я не заметил никаких перемен, будто и не было ничего. Что ты за чудовище такое, Павла?

Задавая эти вопросы, я уже знал на них ответы, не зря прожил под одной крышей с этой женщиной не один десяток лет, но все же с любопытством заглянул в ее ледяные глаза.

– Ты все это серьезно? – На лице, которого практически не коснулись морщины, появилась ухмылка. – Я, значит, чудовище? А ты ангел?

– Моя вина только в том, что вопреки здравому смыслу я слишком тебя любил и слепо подчинялся и покорялся. – Это признание далось мне нелегко, но от правды поздно прятаться. Несмотря на всю свою силу и крутой нрав вне стен нашего дома, рядом с Павлой я всегда был беспомощным, безвольным и послушным мальчишкой, в этом вся прелесть и ужас любви. Этот день и час были первыми в моей жизни, когда я решился оставить последнее слово за собой.