Крэйг С Залер - Духи рваной земли [litres]

– Что я сказала? – спросила она, обратившись к насекомому.

Многоногое существо на потолке описало эллипсоид, остановилось ровно над ее лицом и уставилось вниз фасеточными глянцево-черными глазами.

– Что ты пытаешься мне сказать?

Наблюдатель молчал.

Капелька крови, добежавшая до кончика правого указательного пальца, сорвалась и упала на пол. Иветте стало вдруг ясно, что она сможет общаться с насекомым, если только дотронется до его глаз. Женщина попыталась задействовать мышцы руки, но не смогла вспомнить, как это делается.

– Попробую позже.

Секундой или, может, десятью минутами позже в кончиках пальцев зазвенела кровь. Высохшая изнуренная женщина подняла глаза и, найдя сосуд, куда так часто сбегала, где укрывалась от бед, сказала:

– Мне нужно, чтобы ты привел Сэмюэля. Моего мужа.

В фасеточных глазах дрожали огоньки свечей. Женщина с однородным телом знала правду. Иветта Апфилд испорчена, и Сэмюэль С. Апфилд не хочет ее больше. Слишком многие попользовались ею, и теперь у нее даже завелись сомнения насчет Него. Четыре месяца назад в животе зародилась новая жизнь, и хотя она резала себя, имитируя месячные, Деревянный Нос разгадал уловку и применил какую-то мазь для прерывания беременности, пахшую ягодами, серой и жженым цикорием. Невинное дитя уступило место обжигающей боли. Вскоре после того случая Деревянный Нос дал ей лекарство (чтобы перестала плакать), и с тех пор она была зависима от него. С ней творили грех, и она грешила тоже; грехи угнездились глубоко внутри.

– Я была другой, – сообщила насекомому Иветта, думая о своем муже, Сэмюэле С. Апфилде IV, тридцативосьмилетнем предпринимателе, чей неугомонный мозг изобретал эликсиры и механизмы с такой легкостью, будто телефонный кабель соединял его непосредственно с великим Творцом. Хотя самым главным его желанием было изобрести нечто очень важное (вроде двигателя или телефона), бо́льшую часть времени он продавал эликсиры, а вырученные деньги вкладывал в перспективные предприятия.

– Если б я родился раньше, до сегодняшних войн, – сказал как-то Сэмюэль С. Апфилд IV, сидя за дубовым столом, занимавшим едва ли не половину их крохотной квартирки в Сан-Франциско, – то уже имел бы на своем счету великое множество достойных внимания изобретений и несметное количество хитроумных приспособлений. – Он оторвал взгляд от лежащих на столе набросков, составлявших «Большую книгу важнейших диаграмм Апфилда», и задумчиво уставился в эркерное окно. Бирюзовые волны безобидно грохотали под кружащими неутомимо чайками. – Но, увы, столь многое уже изобретено…

Сомнения одолевали этого образованного, набожного, приятной наружности блондина, бывшего одного с женой роста.

– Я верю в тебя. – Иветта подошла к столу.

Сэмюэль поднялся, выдвинул для супруги стул (он всегда выбирал тот, что стоял ближе к нему) и предложил ей.

– Располагай свое благословенное седалище.

Иветта опустилась в ворох воздушных складок своего яркого голубого платья, и Сэмюэль принялся навешивать на мочки ее ушей нежные, невесомые серьги поцелуев.

– Прекрасно. – Хормейстерша положила на стол нотный лист и посмотрела на супруга. – Господь наделил тебя великим даром, дабы ты мог украсить мир. И ты его украшаешь.

Сэмюэль тоже сел и, взглянув с тоской на «Большую книгу важнейших диаграмм Апфилда», печально вздохнул.

– Боюсь, я так и не претворю в жизнь свой громадный творческий потенциал. У меня были такие планы на передвижной маяк, но потом… (Апфилды редко произносили слово «электричество».)

– Твои эликсиры помогают людям, – напомнила мужу Иветта.

– Что такое эликсиры? Разве они изменят мир? – Он отпил из чашки пряного бренди.

– Они уже меняют его прямо сейчас – люди живут другой, более счастливой жизнью. У Тода Паркса живот болел три года, пока он не выпил твое укрепляющее средство.

– Это частный случай, – возразил Сэмюэль. – Приятный, но частный.

– Наш хор, каждую неделю возносящий хвалу Господу, пользуется твоим тоником для горла. Разве это не важно?

– Важно. – Лицо Сэмюэля просветлело. Он поставил на стол чашку с бренди, поправил шарф, поднялся, шагнул к Иветте и поцеловал ее в лоб. – Да опустится тьма.

Повинуясь условной фразе, хормейстерша закрыла глаза и откинула голову. В комнате скрипнули половицы. Мягкие губы прикоснулись сначала к левому веку, потом к правому. Супруги поцеловались.

Глаза Иветты распахнулись.