– Майк, пожалуйста, ответьте.
– Ее увезли, «Скорая» увезла, сейчас в доме полиция.
– Куда увезли?
Он поворачивается ко мне, сжимает мои колени. Руки как клешни. Правило «не прикасаться к Милли» забыто напрочь. Я хочу отстраниться, закрыть глаза. Я не хочу, чтобы он видел выражение, которое появится в них, когда он произнесет слова, которые, как я догадываюсь, намерен произнести:
– Она умерла, Милли. Моя Фиби умерла.
И он начинает рыдать, убирает руки с моих колен, охватывает ими себя. Со скрещенными на груди руками снова начинает раскачиваться.
– Я ничего не понимаю, я видела ее в школе сразу после звонка.
Он резко встает. Движение помогает рассеять тяжесть на душе, мне тоже. Он идет к камину, потом обратно. Бормочет и шепчет что-то. Кажется, он так вечно будет шагать, потом вдруг останавливается, смотрит на меня, как будто впервые заметил, что в комнате не один. Он подходит ко мне, опускается на колени передо мной, опять словно надевает врачебную шапочку. Нащупывает твердую почву. Как играть эту роль, он хорошо знает, это привычнее, чем самому находиться по одну сторону с горем.
– Прости меня, Милли, – говорит он. – Прости.
– За что вы просите прощения?
– Тебе столько пришлось пережить.
Он падает как подкошенный, его ломают мучительные рыдания, каждый вдох дается с трудом. Я тоже начинаю плакать, его боль затопляет пространство вокруг меня. Я пытаюсь сказать ему, что все пройдет, уж как-нибудь, да пройдет. Протягиваю руку, кладу ему на голову. Думаю, что это помогает, потому что его рыдания становятся тише, он снова садится на колени и начинает массировать себе оба виска, запуская пальцы в волосы, раз, другой, третий. Глубокие вдохи, их он делает один за другим, вдох через нос, выдох через рот.
– Как это случилось? – спрашиваю я.
– Мы думаем, что она упала с перил лестницы, полиция сейчас изучает место.
– Упала?
– Я не могу обсуждать детали, Милли. Пожалуйста. Не сейчас.
– А где Саския?
В аду, таков, я думаю, был бы его ответ, если бы он решился произнести его вслух, если бы ему хватило духу. Чувствуется запах виски, когда он открывает рот. Он сказал, что не может обсуждать детали, но не обсуждать их он тоже не может, они крутятся у него в голове по кругу, как запись в сломанном магнитофоне. Рядом с ней на полу лежал телефон, говорит он. Я сто раз говорил ей, не сиди на перилах, ты упадешь. Она не слушала, она никогда не слушала. Она, черт возьми, никогда не слушала. Он снова начинает плакать, закрывает лицо.
– Вы не виноваты, Майк.
Снова звонок в дверь, голоса. Деликатный стук в дверь. Валери входит в комнату, говорит – простите, полиция хочет поговорить с вами, они сказали, вы можете вернуться домой, если хотите. Майк кивает, двумя руками поднимает себя с дивана, ноги подкашиваются. Валери выходит, говорит, что будет ждать в холле.
– Нам нужно идти, – говорит он.
– Я боюсь, что я там увижу?
– Ничего не увидишь, все застелено брезентом, то место, где она…
Он подходит к окну, кладет руку на стекло, смотрит в сад, собирается с силами. Пытается собраться. Потом поворачивается ко мне, говорит, надо идти. Когда мы выходим из комнаты, Валери с Дэвидом ждут в холле, они говорят, что соболезнуют, и если чем-то могут помочь, просто позвоните, в любое время дня. Майк кивает.
Первое, что вижу на подъездной дорожке, это две полицейские машины, «Скорой» нет, уже уехала, как сказал Майк. Мы подходим к входной двери, но я не в состоянии переступить порог.
– Нет, я не могу войти, Майк.
– Нам придется. Я буду рядом с тобой.
Группа сотрудников без формы стоит в холле.
Майк представляет меня как приемную дочь. Один кивает, говорит – Стив ждет вас на кухне. Пол, плитку в холле нужно заменить. Я держусь за Майка, пока мы идем.
– Крепись, – говорит он, кладет руку мне на спину.
Я снова спрашиваю, где Саския.
– Врач «Скорой» сделал ей укол, что-то успокоительное, она сейчас спит у себя в спальне.
Полицейский, сидевший за столом, встает, когда мы входим.
– Вы, наверное, Милли. Вы позволите задать вам несколько вопросов? Я понимаю, что вы потрясены.
– Могу я остаться с ней? – спрашивает Майк.
– Конечно, это не займет много времени, обычная формальность. Пожалуйста, садитесь.
Он кладет перед собой блокнот, открывает, снимает с авторучки колпачок.
– Что вы можете сказать о том, когда в последний раз видели Фиби?
– В школе, после занятий, это было часов около четырех.
– Как она выглядела?
Читать дальше