Эли Ленд - Хорошая я. Плохая я

Чаепитие по случаю моего дня рождения отменили, оно намечалось на прошлые выходные, но мы тогда жили в отеле. Вместо этого решили отметить сегодня, в субботу перед окончанием семестра, в узком кругу. Семейный ужин, никаких гостей, так сказал Майк. Только мы втроем. Когда я спускаюсь на кухню, на столе нахожу подарок. Открываю его. Это часы, на обратной стороне выгравировано: «С 16-летием. Счастья. С любовью М&S». Возникает такое чувство. Что я член семьи.

Когда входит Майк, обращаю внимание на то, как он передвигается, все еще медленнее, чем раньше, до несчастья с Фиби. Самые простые дела – например, поставить чайник на плиту, требуют усилий. Это очень изнурительно, продолжать жить, когда любимый человек умер. Рубашка на нем застегнута неправильно, но я не решаюсь ему об этом сказать, просто беру у него из рук чайник и велю сесть. Он подчиняется без возражений.

Я редко вижу Саскию, но когда это случается, глаза у нее красные, опухшие, как будто живешь рядом с одной из тех мам, у которых ты отняла детей. Каково им было узнать, что больше никогда не увидят, не обнимут своего ребенка. Заварив чай, спрашиваю Майка, не отнести ли чашку Саскии.

– Попробуй, – отвечает он. – Она сегодня собирается сделать над собой усилие.

Я несу чашку с чаем в ее комнату, стучусь в дверь, ответа нет. Снова стучусь, на этот раз она откликается – войдите. В комнате темно, немного света с улицы проникает через окно ванной. Воздух затхлый. Пыльный.

Она еще сильнее похудела, больше не встречается с Хасаном, ни с кем не встречается.

– Я заварила вам чай.

Она кивает, но не двигается с места, так и сидит на краешке кровати.

– Оставить вам его?

Она снова кивает, я ставлю чашку на туалетный столик, ее глаза наполняются слезами. Когда страдаешь, доброта причиняет боль.

– Простите, мне не следовало вас беспокоить.

Она вытирает слезы, качает головой.

– Дома без нее так тихо. Как глупо, мне всегда больше всего не хватало покоя, а сейчас, когда ее нет, мне больше всего не хватает ее.

Я ничего не говорю, пока рано. Я читаю разные статьи в Интернете о том, как помочь людям, которые переживают горе, как с ними обращаться. Не забывать про бытовые мелочи – подать горячую еду на стол, выбросить мусор. Быть рядом, но не мозолить глаза. Выслушивать, если они заговорят, но не лезть с разговорами.

– Я скучаю по ней, хоть временами она меня и ненавидела. Не надо спорить, мы все знаем, что я была не самой лучшей матерью.

Ее пальцы теребят края именного ожерелья. Золотого. Она едва заметно улыбается, грустной улыбкой. Как будто что-то осознав. С силой дергает цепочку, срывает ожерелье и, покачав в руке, бросает на пол.

– Я всегда поступала неправильно с Фиби, во всем.

Я сажусь рядом с ней на кровать, беру ее руку в свою, говорю, что она поступала правильно, что она хорошая мать – напоминаю про талисман, который она купила мне. Она плачет, склоняется мне на плечо. Мы сидим так некоторое время. Чувствую, как ее слезы просачиваются через мою хлопчатобумажную футболку. Мне неприятно, но я терплю, в надежде что такие мгновения они с Майком вспомнят, когда придет время принимать решение об отправке меня в другую семью.

– Нужно принять душ, – говорит она.

Я киваю, перед уходом напоминаю про чай. Возвращаюсь к Майку, он спрашивает, как она.

– Встала, собирается в душ.

– Отлично, ты преуспела больше, чем я.

– Я хочу быть полезной, хочу хоть чем-то помочь.

– Ты и так помогаешь, поддерживаешь нас на плаву. Не знаю, что было бы с нами сейчас, если бы не ты.

Маленькие трубы играют победный марш, на этот раз в честь меня.

Пару часов спустя раздается стук в дверь моей спальни. Саския, привела себя в порядок. В руках держит большую косметичку.

– Я хотела бы сделать тебе макияж, можно?

Я киваю. Мы садимся рядом на кровать, она говорит и плачет одновременно. Пудра, бронзатор. Каждый раз, когда ее запястья оказываются около моего носа, меня обдает запахом женщины и на щеках появляется румянец. Ее прикосновения легки, но интимны. И такой тесный зрительный контакт, все же он вызывает у меня неловкость.

– Фиби никогда не соглашалась, чтобы я делала ей макияж. Говорила, я все делаю неправильно. А тебе нравится, как я делаю?

Я киваю, говорю – конечно, у вас здорово получается, хотя понятия не имею, так это или нет.

– Ты очень красивая, Милли. Мне кажется, ты этого не знаешь.

Она все говорит и говорит, рассказывает, что Фиби появилась на свет по ошибке, она простудилась и несколько дней забывала принять противозачаточные таблетки. Это был такой шок. Трудный ребенок, и угодить ей было трудно.