Джой Филдинг - Убийственная красавица

— Мы как-то не привыкли думать, — с усмешкой произнес Грег и направился к выходу.

— Грег?

Он снова остановился, развернувшись на каблуках своих изношенных ковбойских ботинок.

— Будь с Далилой помягче, хорошо?

Красивое лицо Грега вновь расплылось в лукавой ухмылке. Дверь класса открылась, и Грег Уотт исчез в ярких утренних лучах.

Шериф Джон Вебер сидел за массивным дубовым столом в своем кабинете, откинувшись на спинку неудобного темно-зеленого кожаного кресла. Кресло было неудобным по двум причинам. Во-первых, этот изящный итальянский дизайн, выбранный его женой Полин, оказался совершенно несовместим с его массивной американской комплекцией. (В нем было шесть футов пять дюймов росту и почти центнер весу, [9] Рост около 195 см и вес 100 кг. и хотя он и хвастался когда-то, что весь его вес сплошная мышечная масса, но это было лет десять назад.) Во-вторых, несмотря на превосходные новые кондиционеры, установленные в этом ветхом здании, и почти ледяной холод, зеленая кожа кресла умудрялась каким-то образом прилипать к спине. Стоило ему пошевелиться, и она отклеивалась от рубашки, как пластырь, оставляя морщины на выстиранном бежевом хлопке. Поэтому вид у Джона был всегда не совсем опрятный. Жена ворчала, что это дает повод думать, будто она забыла, как обращаться с утюгом. «Люди, наверное, думают, что я целыми днями валяюсь в постели, пью кофе и смотрю телевизор», — пожаловалась она как-то. Это прозвучало бы смешно, не будь эти слова зловеще близки к истине. Потому что Джон Вебер мог с полной уверенностью сказать, что все шестнадцать лет их брака его жена только тем и занималась, что валялась в постели, пила кофе и смотрела телевизор.

Глядя в широкое окно слева от себя, Джон гадал, как бы ему подольше задержаться на работе. Почти все остальные уже ушли, потому что с наступлением темноты в Торрансе никогда ничего не происходило, разве что случалась автомобильная авария или драка. Сейчас уже почти шесть, и если он застрянет здесь на час-другой, то, весьма вероятно, будет вознагражден за свои дневные мучения великолепным закатом. А Джон любил смотреть на закат. И не только потому, что у него щемило сердце от болезненной красоты оранжево-розово-желтой бриллиантовой россыпи на бирюзовом небе, но и потому, что ему нравилась та четкость, с которой осуществлялся этот процесс. Сорокапятилетний Джон Вебер, последние двадцать лет разгребавший чье-то дерьмо, глубоко ценил опрятность, точность и аккуратность.

Хотя, конечно, если он задержится здесь дотемна, то потом ему снова придется выслушивать нескончаемые тирады Полин о том, что его никогда не бывает дома и что он вечно торчит на работе. Неужели ему не хочется побыть с ней? Неужели не хочется пообщаться с родной дочерью?

На первый вопрос он с легкостью бы ответил «нет». На второй он бы ответил то же самое, хотя уже не с такой уверенностью. Как ни мучительно было Джону Веберу это признавать, но он не особенно сильно любил свою жену и их единственное дитя. Но если еще можно допустить неприязнь к женщине, на которой ты женился лишь потому, что был слишком пьян и беспечен, чтобы подумать, к каким последствиям может привести спонтанный секс, то неприязнь к собственной плоти и крови — совсем другое дело. Их дочери Эмбер, [10] Amber — янтарь, янтарный (англ.) ‘ названной так по цвету вина, которое они пили в ночь ее зачатия, было уже шестнадцать лет, ростом она вымахала почти до шести футов. Эмбер могла бы производить довольно внушительное впечатление, не будь она до ужаса тощей, причем тощей до такой степени, что кости выпирали буквально отовсюду. Было просто страшно смотреть на этот ходячий скелет. Поэтому Джон и старался по возможности видеть ее реже. Не так давно она с плачем выбежала из комнаты, поймав выражение брезгливого ужаса в его глазах. Прошло уже несколько месяцев, а он до сих пор не мог избавиться от чувства вины.

Это вообще целиком и полностью его вина.

Он тогда поругался с Полин из-за того, что она забыла позвонить сантехнику насчет протекшего крана в ванной, и Джон полночи ворочался из-за этой треклятой капели. Полин пообещала, что утром непременно вызовет мастера, и, разумеется, не сделала этого, что повлекло за собой еще одну ночь чудовищной китайской пытки. В результате на следующее утро, вместо того чтобы идти на работу, ему пришлось звонить сантехнику самому. Естественно, он разозлился еще больше и злится до сих пор, хотя уже прошло восемь месяцев! А когда Джон зашел на кухню и увидел, как Эмбер с аппетитом уминает остатки персикового пирога, который он сам хотел доесть, он взял да и сдуру брякнул, что, если она не поостережется, то превратится в дочь Кэрри Фрэнклин. Господи, уж чья бы корова мычала! После этих слов пирог незамедлительно полетел в мусорное ведро, а Эмбер стала с чудовищной скоростью сбрасывать фунты. Сейчас она весила фунтов 125, [11] 125 фунтов ~ 56,63 кг. не больше. 125 фунтов при ее росте в шесть футов! И все это его вина. Ну и папаша! И как у него язык не отсох! Да, он ужасный муж и еще более ужасный отец. И как ему возвращаться домой, когда, стоит ему переступить порог их запущенного бунгало, как он немедленно вспоминает про все свои грехи?