Кристоффер Карлссон - Смерть перед Рождеством

Пространство озаряют голубые вспышки. Поодаль ветер треплет сине-белую оградительную ленту. Время от времени мимо проходят люди. Некоторые глазеют в надежде увидеть что-нибудь интересное, снимают на мобильный.

Мауритцон убирает камеру и вкладывает покойнику в ухо цифровой термометр.

– Совсем свежий, – объявляет она.

– Насколько свежий?

– Час назад, возможно, меньше. Но полной уверенности у меня нет. Метод неточный, это не более чем грубая оценка. Однако это все, чем я располагаю на этот момент.

– Как он умер?

– Без понятия.

Виктория вытаскивает термометр, записывает показания в свои бумаги.

– Он мертв – и это единственное, что я могу сейчас утверждать.

Пригнувшись, я ступаю под своды тента и присаживаюсь на корточки рядом с рюкзаком. Мауритцон протягивает мне латексные перчатки, и я неохотно вынимаю руки из карманов. В перчатках мои руки становятся белыми, как у мертвеца, а пальцы выглядят более вытянутыми и костлявыми, чем на самом деле.

Я чувствую, как к горлу подступает тошнота. По спине пробегает теплая волна, а потом меня прошибает холодный пот. Остается надеяться, что Мауритцон ничего не заметит.

– Довольно чистенький, – говорит она, кивая на мертвеца. – Не похож на тех, кого обычно находят в таких местах.

– Возможно, у него здесь была встреча… – Я поднимаю с земли черную визитку.

Из кожаных кармашков выглядывает идентификационное удостоверение, кредитка, что-то похожее на пропуск и белая карточка с голубой виньеткой и такой же витиеватой надписью «Стокгольмский университет». Я вытаскиваю идентификационное удостоверение и несколько раз глотаю, пытаясь подавить тошноту.

– Томас Маркус Хебер. – Сличаю лицо мертвеца с фотографией. – Да, похоже, это он. Семьдесят восьмого года рождения.

Записываю идентификационный номер с неприятным чувством, будто что-то краду у мертвого, и обращаюсь к другим предметам, разбросанным рядом с рюкзаком. Связка ключей свидетельствует лишь о том, что он не водил машину: один, очевидно, от его квартиры, другой от рабочего кабинета – трудно определить с ходу, – и третий велосипедный.

Теплые носки сухие, но ношеные, судя по запаху, какой чувствуешь, если сунуть нос в ботинок. Книга – роман Фреда Варгаса «Человек, рисующий синие круги», английский перевод. Обложка слегка потрепана, на одной из страниц загнут уголок. Я открываю ее. В глаза бросается фраза в самом верху страницы:

Can’t think of anything to think [3] Не могу думать ни о чем, о чем можно было бы думать ( англ. ). .

Некоторое время эта фраза крутится у меня в голове, а потом я закрываю книгу, кладу ее на место и поднимаюсь. Идет мой двенадцатый рабочий день после возвращения из вынужденного отпуска. И мое второе ночное дежурство.

Весь вопрос состоит в том, что я здесь делаю. Наш «убойный» отдел, ответственный за Сити и Норрмальм [4] Центральные районы Стокгольма. , называют не иначе как «змеиной ямой». Здесь занимаются убийцами и убитыми, зарезанными и застреленными; женами, которые расправились со своими мужьями, и мужьями, которые разобрались с женами; а также торговцами оружием и наркотиками, не вполне мирными демонстрациями, маньяками, поджигателями и тому подобным. Все перечисленное и есть наша «змеиная яма». И вот теперь этот прилично одетый мужчина средних лет, умерший на заднем дворе, куда впадает один из отходивших от Дёбельнсгатан переулков. Ничего нельзя предугадать заранее.

Как я оказался на этом морозе, да еще под Новый год? До сих пор служба в полиции была мне заказана, особенно после того, что случилось в конце лета. Вероятно, все изменил тот разговор с психологом [5] Здесь и далее: о событиях недавнего прошлого Лео рассказывается в романе К. Карлссона «Невидимка из Салема». .

Доктор был из тех, кто держится денежных клиентов, а я давно перестал быть таковым. Во время многочасовых сессий я то заливался слезами, то замыкался в непроницаемом молчании. Иногда курил, хотя это не было разрешено. Психолог глядел тоскливо, время от времени смотрелся в зеркало за моей спиной и проводил рукой по тщательно уложенным волосам.

– Так как там с этими таблетками? – спросил он. – С «Собрилом»? [6] «Собрил» – в Швеции торговая марка оксазепама – препарата, назначаемого при неврозах.

– Все хорошо, – отвечал я. – Отвыкаю помаленьку.

Его глаза загорелись.

– Отлично, Лео. – Он склонился над столом и что-то черкнул в своих бумагах. – Просто отлично, это большой прогресс…