Джон Рикардс - Уинтер-Энд

Я возвращаюсь к «корвету» и, когда оказываюсь неподалеку от другой лесной парковки, находящейся в конце проселка, снова вижу за деревьями красную «тойоту», стоящую на том же месте, что и вчера. Я проверяю, легко ли мне будет выхватить из кобуры пистолет, и иду подлеском к этой машине.

Выйдя из леса неподалеку от ее багажника, я никого внутри машины не замечаю. Зато замечаю, что паук успел сплести паутину между боковым зеркальцем и кузовом и теперь сидит в ней, поджидая добычу. Я быстро заглядываю под «тойоту», подхожу ближе, готовый пригнуться и отскочить при первом же признаке опасности.

«Тойота» пуста.

Сквозь грязноватое стекло я различаю лишь старое одеяло на заднем сиденье и понимаю, что под ним что-то лежит. Что-то, имеющее неправильную форму и далеко не дотягивающее по размерам до человеческого тела.

Дверца не заперта, и я, быстро оглядевшись вокруг, открываю ее. Наклонившись над одеялом, я приподнимаю один из его углов, затем сдергиваю его, чтобы увидеть то, что скрыто под ним. Одежда. Белая. Плотная хлопчатобумажная блуза, похожая на форменную. С именной табличкой из синей пластмассы.

А. ЛАМОНД, МЕДСЕСТРА.

До появления команды криминалистов проходит больше часа, а еще через полчаса я понимаю, что могу уехать. Пусть теперь они выполняют свою работу — дотошно осматривают «тойоту» и землю вокруг нее. По имеющимся у них сведениям, эту машину угнали в Огасте за несколько дней до убийства Анджелы Ламонд. Когда я захожу за сигаретами в магазин на Центральной улице, небо начинает быстро темнеть. У меня уже почти не остается времени на то, чтобы приготовиться к свиданию. Чтение документов придется отложить.

Я выхожу из магазина и сталкиваюсь с репортером «Бангор дейли ньюс».

— Мистер Рурк! — восклицает он и подскакивает ко мне, точно терьер к хозяину. — Можно задать вам пару вопросов?

— Конечно. Задавайте. Только быстро.

— Этот сбежавший заключенный, Николас. Как вы считаете, возможно ли, что он снова появится там, где его арестовали?

— Это с какой же стати?

Репортер пожимает плечами:

— Если именно он убил и Анджелу Ламонд, и Генри Гарнера, не существует ли риска, что он наметил себе в жертвы и других проживающих здесь людей?

Я отпираю дверцу машины.

— Это уж вы у него спросите — или подыщите себе в консультанты какого-нибудь психа. Вы задаете вопросы, на которые я ответить не могу.

— Ну хорошо, мистер Рурк, — говорит он, когда я открываю дверцу. — Еще один вопрос, последний. Нас интересует и эмоциональная сторона этой истории. Как сказывается расследование лично на вас?

— Вы, собственно, о чем?

Репортер пожимает плечами.

— Нам известно, что однажды напряжение, связанное с вашей работой, оказалось для вас непосильным, — говорит он. — Не могли бы вы провести сравнение того случая с этим?

— Я не хочу обсуждать эту тему, — отвечаю я и усаживаюсь за руль. Кулаки у меня чешутся, однако я говорю себе, что он не сказал ничего, что позволило бы дать ему в морду. — Не лезьте не в свое дело, черт бы вас побрал.

— Ну перестаньте, мистер Рурк. Такой подход к этой истории очень понравился бы нашим читателям.

— Может быть. Да только в гробу я их видал, ваших читателей. А теперь самое лучшее для вас — убраться отсюда.

Похоже, сказанное мной нисколько его не смутило.

— Вы угрожаете мне, помощник Рурк? — удивляется он.

Я молча захлопываю дверцу, мысленно ругая себя за то, что вспылил. Не стоил он того, говорю я себе, включая зажигание и направляя машину к удушливым миазмам безмолвия, в которых купается «Краухерст-Лодж».

Время уже к восьми, а я почему-то ощущаю себя еще более издерганным, чем пару часов назад. Разумных причин у этого ощущения нет, тем не менее оно никуда не уходит: легкое напряжение каждой мышцы, натянутость каждого нерва. Остается только надеяться, что вечер, проведенный в обществе Джеммы, прогонит его.

Как и в прошлый раз, она открывает дверь, не дав стихнуть звонку. Сегодня на Джемме хлопковая блузка и синие брюки в обтяжку — и то и другое подчеркивает гибкость ее тела. Она целует меня, вешает мою куртку на крючок, проводит в гостиную. Дом ее чист и опрятен, и, как и в моей квартире, здесь явственно отдает одиночеством. Разного рода мелочи, обычно накапливающиеся у супружеских пар за годы совместной жизни, — фотографии, сувениры, подарки — в нем отсутствуют.

Я прохожу следом за Джеммой на кухню и ставлю на разделочный стол, рядом с миской салата, бутылку вина — хорошего, как я надеюсь.