Андерс Рослунд - Сделано в Швеции-2. Брат за брата

Все вместе.

Бритт-Мари невольно вздрогнула. Немного разволновалась, с ней такое редко бывало, но она и редко видела их всех вместе.

Второй раз хищная черная машина шмыгнула мимо окна через каких-нибудь полчаса. У Бритт-Мари возникло неприятнейшее предчувствие, и она не знала, почему. Она вдруг подумала про него. Про Ивана. Какое отношение он имел к хищной машине – он, который объявился возле стены и жужжал, как вонючая навозная муха? Что ему было там надо? Хотел вмешаться, опять? Лезть все с той же болтовней о том, что он изменился, что принял решение и начал все сначала? А ведь это его решение касается и других людей, которые вовсе ничего этого не хотят!

Изменить то, что залито бетоном.

Уже нельзя что-либо изменить.

Все останется неизменным.

Она сделала свой выбор – не думать о нем – шесть лет назад. На самом деле – восемнадцать. Но шесть лет назад ей волей-неволей пришлось подумать о нем: ограбление банка, суд, тюрьма… Что, черт побери, творится в голове у отца, который грабит банк вместе с сыновьями? Да еще верит, что это и есть близость, что это хороший способ снова обрести детей, которых он потерял, потому что бил их? И ему еще хватает наглости стоять у ворот тюрьмы и заявлять – если бы не я, Лео бы погиб . Со своими идиотскими идеями – конфликты, клан, сплотиться против всего остального мира! Проклятое святое семейство! Неужели эти узы снова свяжут ее сыновей друг с другом? Узы, которые Иван затянул так туго еще во времена их детства? Когда же наконец сыновья пойдут каждый своей дорогой?

Она подалась вперед, чтобы лучше видеть, коснулась щекой оконного стекла. Хищная машина, замедлив ход, в третий раз кралась мимо. Бритт-Мари, не спуская с машины глаз, ходила из комнаты в комнату, от окна к окну, пока автомобиль не свернул к Нюнэсвеген, к грохочущему транспортному потоку. Выбросить это из головы. Она все напридумывала. И знала, почему. Ночная паника. Семейные узы затягивались, делая ее тревожной и сверхчувствительной. Она разозлилась, когда позволила этому хищнику Ивану прокрасться в ее голову, с жужжанием описывать там круги и разбудить ее. И из-за этого придала увиденному слишком большое значение.

Журчащий искренний смех.

Голоса Лео и Феликса из столовой. Феликс нечасто теперь смеялся так, как в эту минуту; кажется, он рад, почти счастлив, сидеть там со старшим братом.

Смех Феликса – и дурашливый голос Лео: тот изображал кого-то, передразнивал – как всегда, когда бывал вместе с братом. Именно Лео обычно легче всех пробивал сопротивление Феликса.

Бритт-Мари прогнала дурное предчувствие. Теперь все будет отлично. Они отпразднуют то, что снова собрались вместе, как семья, отметят ее представление о семье.

Она так долго этого ждала.

Этот обед – воссоединение, все сыновья за ее столом. Картинка, которая стала ее целью, о которой она думала перед каждым тюремным свиданием, которая давала ей силы действовать.

Настенный телефон над разделочным столом звонил не слишком часто, бóльшая часть звонков была связана с арестом ее сыновей. Она жила в атмосфере стыда. И молчала сама – стыд изолирует, заставляет стыдящегося уходить в тень.

Но сейчас телефон звонил – резкие сигналы, один за другим.

– Привет, мама.

– Винсент! Как я рада, что ты звонишь.

Она перешла к холодильнику (телефонный провод потянулся следом), достала подготовленную рыбу.

– Когда ты приедешь? Поставить лосося прямо сейчас? Ты ведь знаешь – нужно время, чтобы сливки загустели так, как ты любишь.

– Я не приеду, мама.

Она остановилась посреди кухни, телефон в одной руке, другая рука осторожно потряхивает посудину с рыбой.

– Что-то… что-то случилось?

– Просто не успеваю. Квартира. Завтра придут проверять, а две плитки на полу треснули. Дорогая итальянская фигня, которая вечно трескается. Я с самого начала предупреждал хозяев…

Она слушала. Сын никогда не говорил так много. Так много и подробно человек говорит, когда лжет.

– Винсент, все так и есть? А?

– Мама?

– Что?

– Мне пора бежать. Извини.

Ей бы почувствовать себя брошенной, заброшенной. На ее картинке-цели «все вместе» не будет хватать одного из троих. Но Бритт-Мари почувствовала облегчение – она понимала, чего он боится. Уз. Тех самых уз, которые она смогла с себя сбросить. Встречать брата Винсент тоже не явился. И она была даже рада, что младший сын, кажется, понимает: узы могут затягиваться петлей, душить. Только осознав это, можно подойти к братьям поближе, встретиться с ними лицом к лицу. Даже если в процессе этого осознания придется солгать матери.