Роберт Блох - Двойная игра

— Вы его ненавидели, а?

Я вздохнул.

— Что, ты думаешь, старикан Франкенштейн чувствовал, глядя, какое чудовище сотворил? Вот тебе мои чувства в отношении Бзика. Я сотворил его из ничего.

— Теперь я должен стать новым чудовищем.

— А что ты теряешь?

Джоу уставился на меня.

— Ладно, — сказал он. — А что я теряю?

Я подал руку.

Ему пришлось тянуться, чтобы пожать мою, ведь нас разделяло мертвое тело…

На телеэкране наплыва достаточно, затемнения. В книгах той же цели служат звездочки или заголовки. Но в жизни время надо прожить.

К счастью, все пошло гладко.

Сбросить тело в карьер после наступления темноты труда не составило. Не пикник, конечно, но дело есть дело. И только мы с этим покончили, самое страшное миновало, во всяком случае, для меня.

Отныне бремя легло на плечи Джоу, и меня радовало, как он сразу включился. С мелочами задержки не было: заплатил за комнату, продал свои пожитки, перебрался на место Бзика. Я состряпал историйку для Сида Рихтера: нашел, мол, пьяного Бзика, в чувство привел. На другой день репетиция катилась по плану. Если Джоу и делал промашки, их можно было списать на похмелье. Но о промашках мне не докладывали. Следующие полмесяца я посвятил ему много времени, сообщал требуемые детали, натаскивал касательно имен: связи, отношения, дружба или что считалось дружбой у Бзика в его окружении из бородатых радикалов, ретроградов, подставок, попрошаек и прихлебателей. Все пошло у него как по маслу. Мы с ним даже каллиграфией позанимались, и через несколько дней он выдавал автограф — не придерешься, а из киноархива он узнал про Бзика-комика все, что хотел.

Конечно, мне пришлось попотеть, надвигалась дата его первого шоу, и передышки я себе не позволял. Но как тяжко все ни доставалось, все ж было легче, чем крутись тут взаправдашний Бзик. И от чего бы ни болела моя голова, я хоть знал: на Джоу могу положиться, мы действовали заодно. А с Бзиком я только воевал: кто кого.

Джоу отлично у меня работал. Схватывал на лету, я его нагружал и ограждал от журналистов, надоед всяких. Подготовка к осеннему сезону — тоже ведь предлог их отвадить. И когда он взял барьер с первым шоу, я почувствовал: дело пойдет.

Да, ему пришлось словно под пулями, мне ж — под бомбежкой атомной, но вот премьера прошла, и я сказал себе: уф!

Он появился на сцене, и они попадали.

Он был так же хорош, как Бзик в ударе Черт, он был лучше Бзика! Никаких промашек, никаких ляпов. Лицом показал товар.

А после пошел домой и завалился спать, а не шатался по кабакам и не швырялся творожным пудингом в официантов.

Признаться, это я отправился отметить событие. Я чувствовал, что заслужил.

Побежали дни — все, как по нотам, игралось. Жизнь без проблем. И я предоставил Джоу самому себе, он, казалось, справится и один. Конечно, я его проверял, мы встречались, но оплошностей он не допускал.

— Ну, нравится? — спросил я его.

— О таком кайфе я не мечтал, — ответил он. Я видел: правду человек говорил.

Вот я и перестал беспокоиться.

Пробежало два месяца, и я почти забыл, как все приключилось. Согласен: невероятно звучит, но настоящий Бзик Уотерз испарился из моей памяти вместе с тем злополучным днем. В воду канул. Точнее, в карьер…

А потом на дороге объявилась черная кошка.

Впрочем, то не кошка была. То была канарейка.

Защебетала до одури мою секретаршу однажды утром и впорхнула ко мне в кабинет.

— Мелоди Морган! — воскликнул я с напускным удовольствием.

Черт, вот она, Мелоди Морган, подружка Бзика.

Только я увидел ее, меня прошиб пот. В моем кабинете ей нечего было делать. Мелкие пташки сюда обычно не залетали, она фактически мечтать не смела даже взглядом сюда проникнуть, не говоря о том, чтоб влететь и устроиться в моем лучшем кресле, свесив с подлокотника ноги. Но вот она.

— Я могу вам чем-то помочь? — спросил я.

— О да, мистер Миллани, думаю, да. — Она взмахнула ресницами и одарила меня робкой улыбкой. — Хочу работу.

— Работу?

— Я певица, вы знаете.

— Знаю. — Я поджал губы. — Но это не по моей части. Вам надо к Лумису на прослушивание или к Сигристу в актерский отдел.

— Мистер Миллани, я говорила с ними. Им нечего предложить.

— В трудном положении?

Она улыбнулась.

— Да нет… Откровенно говоря, мистер Миллани, они не считают меня очень хорошей певицей. Потому никогда не пригласят.

— Гм.

— И уж раз откровенно, то должна признать, что и сама не считаю себя очень хорошей певицей.